Институт музыкальных инициативМосква+7 (967) 051–87–65
logo
@imi_liveИнститут музыкальных инициатив
журналhttps://cdn-yc-static.i-m-i.ru/store/uploads/article/575/image/article-322d7a1f1e3f1d3ea4e85b062ec33eb8.gifКонстантин Рякин, Денис Бояринов2022-06-23T16:15Эссе из сборника «По России: музыкальные сцены и явления за пределами Москвы и Санкт-Петербурга»Как рейвы на автомойке помогают Кирову жить
Как рейвы на автомойке помогают Кирову жить
Эссе из сборника «По России: музыкальные сцены и явления за пределами Москвы и Санкт-Петербурга»
Источник: Lay Far — «Mojka in Space»/ YouTube

Как рейвы на автомойке помогают Кирову жить

Эссе из сборника «По России: музыкальные сцены и явления за пределами Москвы и Санкт-Петербурга»
Источник: Lay Far — «Mojka in Space»/ YouTube

ИМИ выпустил третью книгу из серии «Новая критика» под названием «По России: музыкальные сцены и явления за пределами Москвы и Санкт-Петербурга». Редактором стал Денис Бояринов — музыкальный журналист, один из создателей и редактор раздела «Современная музыка» сайта Colta.ru. «ИМИ.Журнал» публикует отрывок из вступительного слова редактора, а также эссе Константина Рякина, посвященное кировским рейвам на автомойке. 


Денис Бояринов. От редактора

Темой третьего сборника из серии «Новая критика» мы объявили музыкальные явления и феномены, появившиеся за пределами Москвы и Санкт-Петербурга. Сначала надо объясниться, почему мы решили исключить из сферы внимания две столицы России — нынешнюю и бывшую. Ответ вроде бы напрашивается: потому что их музыкальный ландшафт неплохо изучен. Но на самом деле все немного сложнее. К сожалению, российскую поп-культуру принято представлять в дихотомии центр — периферия, сводя ее развитие к тому, что происходило в пределах двух крупнейших городов страны. В этой картине мира некое явление, музыкант, группа, сообщество или сцена имеют право на вхождение в культурную иерархию и историю, только если они покинули родные места и совершили победоносный прорыв в «столицы»: покорили их, а значит, и всю страну. Это подход несовременный, несправедливый, колониальный — «столицы» в нем выступают метрополиями, эксплуатирующими поставляемые из провинций таланты, а те, кто по тем или иным причинам не смог или не стремился попасть в центр, становятся «недостойными» внимания и исторической памяти. Вероятно, от смены оптики выиграют и так называемые «центр», и «периферия». Вышедший сборник — важный этап на пути к переосмыслению истории России и детальной прорисовке ее музыкальной карты.

Смена взгляда обещает множество удивительных открытий — некоторые вы сможете сделать, внимательно прочитав «По России: музыкальные сцены и явления за пределами Москвы и Санкт-Петербурга» до конца и обнаружив, что в нашем представлении об отечественной музыкальной культуре последних 30 лет немало белых пятен.

Узнать, где купить книгу, можно тут.

Константин Рякин. «Я уведу тебя за реку, где нам останется только танцевать»: как рейвы на автомойке помогают Кирову жить

Вступление

Для полумиллионного города в Кирове немало ярких музыкальных явлений — от одного из мощнейших региональных панк-хардкор движений1, героя гаражного рока Павла Мятного («Суперкозлы», «Операция: алмазное бикини») и представителей российской постпанк-волны («Черная речка») до адептов новейшей школы хип-хопа (бывшие участники объединения «Коннект») и англоязычного ретро-инди (Pikes Jr). Все эти музыканты время от времени попадают в поле зрения профильных федеральных медиа, но а чаще находят внимание за пределами региона без их помощи — через соцсети или самодельные туры.

Однако есть и то, что связывает все эти разрозненные явления, но не поддается никакому экспортированию в силу собственной природы — локальная рейв-культура, центром которой в последние несколько лет стали вечеринки на автомойке. Именно из-за этой неспособности местного рейва быть экспортируемым, возникает желание хотя бы дать ему описание.

Кроме собственно описания меня интересует, как рейв может влиять на жизнь города. По моему мнению, некоторые исторически свойственные рейву эффекты актуализируются в современном Кирове. Среди них переосмысление городских пространств, налаживание культурного обмена, появление уникального вида городского праздника и своеобразных плато для текучего сообщества.

Ревитализация пространства

Если въезжать в Киров через реку Вятка по Старому мосту, то по левую руку можно увидеть скромную прогулочную набережную и очертания губернского города, по правую — бизнес-центр с цветным остеклением и вентфасадами, а сразу за ним — идущую вдоль реки и практически заброшенную улицу с говорящим названием Заводская. Повторяющаяся картина: сауна, автомойка, сауна, автомойка и вдали — новодельные панельки. Если свернуть примерно посередине улицы и немного подняться в гору, петляя, вновь обнаружится автомойка, но уже не совсем типичную — с психоделическими граффити и верандой в окружении леса. Это «Автомойка у дяди Гриши», ставшая эпицентром местной рейв-культуры. С ее пожилым эксцентричным владельцем несколько лет назад случайно познакомились, заехав помыть машину, представители диджейского объединения Freak Out Group Антон Селиваев (Myhttp) и Никита Кикин.

Дядя Гриша — владелец автомойки

Freak Out Group существует уже больше 13 лет и изначально не было привязано ни к какому конкретному заведению или музыкальному стилю. Объединение занималось всем — от вечеринок в пивных барах до речных островов, от рок-н-ролла в конце 2000-х и афробита в середине 2010-х до самого широкого спектра электронной танцевальной музыки. Размыт и состав участников — объединение основали уже упомянутые Антон Селиваев, Никита Кикин и Евгений Джекич, но практически все заметные местные диджеи прошли через их мероприятия.

Кикин начинал еще в 2000-е с драм-н-бейса, от которого отошел в составе Freak Out. В 2016 году, после трех лет жизни в Петербурге и активного посещения клубов на Конюшенной, он, вдохновленный новой русской волной электро, а также «чувством социальной ответственности старого тусовщика перед молодыми тусовщиками»2 , вернулся в Киров и собрал новую команду. Так появилась серия техно-вечеринок «Профилактика».

«“Мойка” началась вообще с “Профилактики”, когда собралась молодая команда, рассказывает Кикин. — В 2017 году мы были в постоянном поиске мест, Антон мыл машину и предложил взглянуть на автомойку как на место для вечеринок. Мы подошли к дяде Грише, я представился, рассказал, чем занимаюсь, и предложил здесь что-то организовать. Он коротко ответил: “Давай”. Через двое суток сюда уже пришла пара сотен человек. Позже ребята, с которыми мы это делали, переехали в Питер, и теперь занимаются клубом “Изич”».

Владелец помещения, с которым так легко договорился Кикин, переехал из Армении и 15 лет назад арендовал на высоком берегу Вятки небольшой гараж, а позже выкупил его и оснастил хаотичными пристройками для мойки машин. В какой-то момент он надстроил для семьи второй этаж с просторной верандой, окруженной лесом, но затем семья переехала в городскую квартиру. Веранда оказалась отличным местом для техно-вечеринок, но с переездом большей части команды «Профилактики» в Петербург о ней практически забыли. Кикин и Джекич вспомнили о помещении на втором этаже автомойки, когда искали съемное жилье, уже в 2020-м.

«Такой переезд был важным опытом прежде всего для нас, потому что мы ощутили себя в новом месте и по-новому, — комментирует Джекич. — Здесь нет ощущения, что ты живешь в Кирове. Ты видишь какой-то незнакомый пейзаж, реку, лес с совершенно неожиданного ракурса и постоянно не понимаешь, где ты находишься. В первые полгода у нас здесь вообще не было плохого настроения. Не было и каких-то грандиозных планов на это помещение, но мы сразу понимали, что будем делать в нем вечеринки — мы всегда их делаем. Изначально все выглядело страшновато, но мы знали, что если здесь обжиться, то будет очень круто. Тем более сообщество всегда помогает: буквально через пару месяцев у нас появилось все для жизни, хотя сами мы практически ничего не покупали. Самое капитальное, что мы достроили, — это крыша на веранде, потому что там ее просто не было. В первый год мы, конечно, перестарались с граффити — сказали художникам: “Делайте что хотите”, — и они оторвались по полной. Так что в этом году решили сделать практически все черным»3.

На действующей автомойке быстро появились не только граффити местных художников, но и множество гостей.

«Ребята просто пожили несколько месяцев в одном месте, и оно каким-то чудом настолько преобразилось, что стало очень привлекательным, изначально не имея абсолютно никакой архитектурной ценности»4, — рассказывает фейсер вечеринок «Мойки» Соня Демина.

Соня Демина

Соня несколько лет назад выпустилась из ВГИКа и вернулась в Киров тоже для своеобразного переосмысления пространства — вместе с фотохудожницами Анастасией Вострецовой и Викторией Русских они образовали сообщество «Вятский субъектив» и сделали из коммунальной квартиры в кондитерской XIX века помещение для культурных мероприятий и выставок.

И это не единичные явления — так, местный активист Анатолий Курбатов выкупил в Слободском (40 минут езды от Кирова) водонапорную башню по проекту Ивана Чарушина5, чтобы переделать ее в музей. Кондитер Станислав Якубовский и его особняк, архитектор Чарушин и башня по его проекту — дядя Гриша и его автомойка странным образом теперь тоже вписываются в этот ряд. Впрочем, рейв-культура неразрывно связана с переосмыслением пространств — причем практически с момента своего появления в 1980-е, когда танцующая британская публика нахлынула в бывшие производственные помещения. В Кирове подобную низовую ревитализацию города можно наблюдать прямо сейчас.

При этом, по мнению Павла Мятного, выходца из панк-хардкор-тусовки, который известен за пределами Кирова сразу по нескольким проектам и часто готовит еду для гостей «Мойки», именно местный ландшафт стал определяющим для вечеринок и вызывает чувство безопасности. «“Мойка” находится на склоне под девяносто градусов — это практически вертикальная точка на карте. Если бы Киров патрулировали условные роботы-полицейские, то они, проведя анализ карты, решили бы, что в этой точке ничего и быть не может, — объясняет он. — Это как спрятанная в джунглях под сеткой военная техника — в какой-то мере вьетнамские подземелья. Прагматичному полицейскому уму сложно поверить, что там вообще что-то может быть. Место определяет очень многое — оно посылает те вибрации, в которых люди чувствуют себя спокойно и к которым хотят вернуться — к коллективному, а не индивидуальному чувству. Здесь работают инстинкты — они нам не врут, хотя их и сложно проанализировать»6.

Но вечеринки, которые проводятся на открытом воздухе, накладывают и свои ограничения — прежде всего короткий сезон.

«Зима, конечно, сама по себе проблема, а еще более серьезная проблема — это отсутствие здесь нормального отопления, — говорит Кикин. — Так что мы находимся в жестких ограничениях и по времени, и по возможности привезти артистов».

На вопрос о том, почему больше чем за десяток лет выходцы из Freak Out так и не закрепились ни за каким заведением или собственным местом, Кикин отвечает: «Клуб — это просто не наша модель. В этом году мы уже становимся даже слишком популярными, начинает тянуться публика, которая нам не очень нужна. Сейчас они просто растворяются в общей массе, но и у этого есть предел. А как работать клубу, когда мы делаем две вечеринки в месяц? Только за счет увеличения количества посетителей. Здесь очень много классных ребят, но с точки зрения рынка их недостаточно для постоянного поддержания классного места. Так что мы просто живем на автомойке, периодически зовем гостей к себе домой, и они танцуют».

Никита Кикин

Культурный обмен

За короткое кировское лето отметиться на автомойке успевают, например, подписант английского лейбла Kniteforce Александр Кстенин (Ant To Be) с брейкбит- и джангл-подборками — его вкусы сформировались еще в игровых залах Кирова 1990-х и клубе «Победа», а сейчас вновь стали актуальными. Или местный IDM-продюсер Рома Цепелев (Illuminated Faces) — с эклектичными, но всегда драматургически выверенными сетами, которые наследуют глубокой театральной традиции города. В Кирове в разное время работали будущий худрук «Театра.DOC» Михаил Угаров, будущий режиссер БДТ Борис Павлович; периодически работает композитором в разных театрах России и сам Illuminated Faces. Играет на «Мойке» и множество других местных продюсеров и диджеев — стиль каждого легко отличим. «Ты можешь не выделить в миксе ни одного трека, но вспомнишь потом, что всю ночь качало, — рассказывает Кикин о своей музыкальной политике. — Каждую неделю молодые диджеи пишут и просят поиграть, но редко находится кто-то подходящий — люди режут музыку из пабликов, но в ней не хватает соли, узнаваемости, слушаешь микс и не понимаешь, кто за ним стоит».

Тем не менее Кикина беспокоит концентрация лишь на локальной музыкальной культуре. По его словам, в условиях ограниченной культурной жизни в городе куда важнее «привозные» артисты: «Не хватает внешней культурной подпитки — мы варимся в собственном соку. Для меня это гибельно — мне обязательно нужно куда-то выезжать, видеть какие-то фестивали, иностранных артистов. В последние два года из-за того, что ничего подобного не случается, у меня пропал даже интерес к музыке — сейчас я в основном занимаюсь организационными вопросами. В Питере я чувствовал, как у меня постоянно меняется восприятие — звука, цвета… Потому что есть культурная среда вокруг, есть привозы — культурный обмен не заканчивается на Ant To Be, Illuminated Faces и Джекиче. Каждую неделю ты слышишь нового артиста, и естественно, тебя это обогащает. Здесь, бывает, я выхожу и не знаю, куда идти, чтобы просто познакомиться с новыми людьми. Сейчас на вечеринках мы стараемся не играть — в основном играют приезжие, потому что больше всего нам нужен обмен».

Обмен зачастую оказывается действительно обоюдным, когда привезенный артист не только вдохновляет локальную сцену, но и вдохновляется сам. Так один из известнейших за рубежом российских хаус-диджеев Lay Far под впечатлением от выступления на «Мойке» выпустил трек Mojka in Space и клип, смонтированный из записей с мероприятия. Этот трек — с частыми сменами настроения и внезапными взбивками, выпускающий на передний план то расслабленные джазовые семплы и шум толпы, то собранные и упругие, как бы подпрыгивающие, синтезаторы — стал своеобразным гимном вечеринок на «Мойке».

Но культурного обмена и личного обновления ищут не только артисты, оказавшиеся на «Мойке».

Праздник обновлений

«Сижу в кафе, подбегает незнакомый парень и говорит: «Спасибо. Я долго сидел кислый, никак не мог собраться, к вам сходил и уже неделю хожу заряженный”. Это как съездить на большой классный фестиваль. Когда я возвращаюсь с “Сигнала”7, то заряда хватает на полгода. В Кирове вечеринка тебя, может быть, на месяц зарядит, если ты ее правильно употребил», — рассказывает Кикин.

Существует теория о сходстве современных рейвов и средневекового карнавала, который, по Михаилу Бахтину, представляет собой «праздник обновлений». Эти идеи часто транслируют как в тематических видеоблогах8, так и в академических исследованиях9. Тем не менее поражает, насколько совпадают — совершенно непреднамеренным образом и вплоть до лексики — рассказы организаторов «Мойки» и введение Бахтина к книге о Рабле и народной культуре средневековья. Вот, к примеру, как Кикин описывает публику «Мойки», политику фейсконтроля и связанную с этим атмосферу: «У нас собираются люди всех возрастов, субкультур и слоев общества — полная солянка. Оказываешься на “Мойке”, и ты не в Кирове — ты вообще непонятно где. Московские ребята говорят: “Да это же Берлин, мы такое в Берлине видели”. Но главное при этом — дух свободы и уровень расслабленности. Это не связано с наркотиками, все в основном пьют, при этом все равно чувствуют себя хорошо. Не ждем мы только агрессивных и предвзятых, а в одежде лишь парой слов задаем вектор для самовыражения: дресс-код — спецодежда. И это все равно создает атмосферу, маленький карнавал. Во всем остальном — делайте что хотите, хоть приходите со своими кальянами».

Бахтин говорит о карнавале в похожем ключе — как о второй жизни людей в пространстве «всеобщности, свободы, равенства и изобилия», а также как о «временной отмене всех иерархических отношений, привилегий, норм и запретов»10. По Бахтину, именно такое нарушение любой иерархичности и освобождение от норм отличает карнавал от официальных праздников и как бы перерождает человека, устраняет социальную отчужденность. Карнавальное мироощущение — это переживание «подлинной человечности отношений». Подобным переживанием делится Соня Демина: «Можно жить и думать, что все люди, которые от тебя как-то отличаются, против тебя, но когда ты долго тусуешься с самыми разными людьми, тебя самого это в каком-то смысле делает другим человеком. И потом ты идешь по жизни с этой позицией — окружающие все-таки дружелюбны. Что для меня сильно отличает Киров от, допустим, Москвы — это безусловная поддержка от абсолютно незнакомых людей. На “Мойке” ты можешь подойти к любому человеку и просто поговорить. Что происходит под утро? Подсаживаются разные люди и начинают рассказывать, что они делали, кого видели, как у них дела, как им музыка. И к концу ты уже знаешь лица всех, кто здесь остался, хотя можешь не помнить имен».

Важным в концепции карнавала Бахтина также является отсутствие разделения на исполнителей и зрителей: «Карнавал не созерцают — в нем живут, и живут все»11. Рейв-культура тоже когда-то оспаривала представление о музыканте как о кумире, на которого направлены взгляды толпы. Хотя анонимность многих первых рейв-революционеров в какой-то момент обернулась появлением коммерчески успешных и массово востребованных суперзвезд электронной танцевальной музыки, в самой ее природе все еще заложен огромный социальный заряд — и рейв в такой же мере выступающие артисты, в какой и публика, пришедшая на мероприятие. По Бахтину, любая рампа между ними разрушила бы карнавал.

Евгений Джекич

Ризоматическое сообщество

«Те, кто танцует, танцуют здесь охотно и сразу — буквально с первого диджея, пара треков — и уже готовы. Но множество людей всю вечеринку остаются внизу, разговаривают, ходят, улыбаются, и их все устраивает, музыка просто играет фоном, как какой-то эмбиент», — говорит Джекич.

Так рейв в Кирове зачастую превращается в площадку для общения, а путь до танцпола становится сюрреалистичным, извилистым, а порой и вовсе невозможным. Об этом говорит Павел Мятный: «Когда там нет людей — ты за одну минуту все обходишь, но стоит начаться вечеринке, и ты будто попадаешь в сон: пытаешься дойти до лестницы, идешь и не можешь добраться. Как во сне, тебя все время что-то отвлекает. Практически ни на одной вечеринке я не дошел до танцпола — и у многих так. Это общение, которое тебя полностью забирает».

Как уже не раз отмечалось, на «Мойке» собираются совершенно разные люди — от представителей молодых арт-сообществ до старожилов хардкор-движения, от редакторов деловых изданий до общественных активистов и молодых рэперов — или, как говорит Мятный, «от одноглазых скинов до театральных работников». Неоднородность сообщества можно заметить даже на самом примере интервьюируемых — но как это сообщество описать? С одной стороны, это пример горизонтального сообщества, на которые часто опираются урбанисты. С другой, во многом из-за постоянной миграции в Москву или Санкт-Петербург, — это нечто очень текучее. О последствиях этой миграции для местных сообществ и сообщества вокруг «Мойки» Кикин говорит: «Никакие комьюнити здесь долго не живут — все быстро разваливаются, потому что люди разъезжаются. Но ротация происходит — кто-то и возвращается. Сейчас, наверное, четверть людей на наших вечеринках — это те, кто вернулись из столицы на лето. При этом тех, кто вообще что-то знают о Freak Out или обо мне, сейчас крайне мало. Конечно, есть какой-то костяк, который следит за тем, что мы персонально делаем, но бо́льшая часть нынешней аудитории эту историю не застала». 

Павел Мятный

Все вбирающее и все бесконечно распускающее — в выставочные пространства, общественные инициативы или музыкальные группы — сообщество «Мойки» напоминает сеть с плавающим центром, грибницу. Или, если искать более точное определение, ризому — структуру, описанную Делезом и Гваттари12, в качестве противопоставления иерархическим, древовидным структурам, свойственным западной культуре. В отличие от того, как это последовательно происходит в иерархиях, «любая точка ризомы может и должна быть присоединена к любой другой ее точке» — так протекает смешение различных идентичностей на «Мойке». Но ризоматичность подразумевает и невосприимчивость к любым разрывам связей: ризома после разрыва «возобновляется, следуя той или иной своей линии, а также следуя другим линиям».

«Мойка» с этой точки зрения оказывается своеобразным плато ризомы — не зафиксированной древовидной институцией с единым стволом (вроде техно-клуба), который может обрубить кризис или смена конъюнктуры, но еще одной «линией ускользания» — к множеству других плато, новых комьюнити, мест для переосмысления, музыкальных проектов или песен. Вокалист переехавшей в Петербург постпанк-группы «Черная речка» Игорь Рысев рассказывает о том влиянии, которое на них оказали вечеринки, проходившие в Кирове несколько лет назад: «Я не имел прямого отношения к вечеринкам или их организации, но басист и барабанщик были связаны с ними непосредственно. Когда мы начали вместе играть, все, что происходило на вечеринках, стало мне ближе, превратилось в часть истории группы и не могло не найти отражения в творчестве. Песня “Река” долго оставалась без текста, совершенно не мог понять, о чем петь. И как-то летом мы оказались на мероприятии RIIIVERAVE у реки, которое делали наши хорошие друзья из Freak Out. И так там было классно: мы прятались от дождя в какой-то теплице, пили, купались, танцевали так, что под конец уже не могли стоять на ногах. Одним словом — все было просто охренительно. И вот спустя пару дней я оказался на заседании кировской городской Думы (на тот момент я еще работал на одной местной радиостанции), и там было так невыносимо скучно и нудно, и все меня бесило, что я мысленно вернулся в ту ночь и вместо того, чтобы следить за этим идиотским заседанием, начал набрасывать текст: “Прошу, возьми меня за руку, я уведу тебя за реку, где нам останется только танцевать”»13.

Если продолжать рассматривать «Мойку» как плато ризомы, то возникают сопутствующие сложности — этот феномен практически невозможно ухватить, потому что прямо сейчас он превращается во что-то совершенно иное. Делез и Гваттари для объяснения плато приводят метафору «маленьких муравьев, покидающих одно плато, чтобы завоевать другое». Эта метафора верна и для всех предшествовавших «Мойке» диджейских сообществ — применима она и к кировской музыкальной сцене в целом. Делезианская номадология14 с ее призывом к спонтанной самоорганизации и отказу от какого-либо укоренения оказывается здесь наиболее подходящей программой действия.

Я вновь задаю вопрос о том, почему больше чем за десять лет выходцы из Freak Out так и не закрепились ни за каким заведением или собственным местом. Джекич отвечает вполне в духе номада: «Очень много мест, в которых мы играли, просто закрылось. Да и никакой бизнес-модели у нас никогда не было. Всегда рукой махали — как пройдет, так и пройдет… И ты никогда не знаешь, что с тобой будет в следующем году или даже завтра. Захочешь ли ты здесь остаться. Я здесь живу, но постоянно нахожусь в этом состоянии неопределенности… Смысл вечеринок для меня? Выживание (смеется). Я просто привык так».


1 См. документальный фильм «Горячее время».

2 Здесь и далее, если не указано иное: Никита Кикин, частное интервью. Июнь 2021.

3 Здесь и далее, если не указано иное: Евгений Джекич, частное интервью. Июнь 2021.

4 Здесь и далее, если не указано иное: Соня Демина, частное интервью. Июнь 2021.

5 Иван Чарушин — архитектор конца XIX — начала XX веков, работавший в стилях модерн и неоготика. Значительно повлиял на застройку Вятки и других городов губернии.

6 Здесь и далее, если не указано иное: Павел Мятный, частное интервью. Июнь 2021.

7 Фестиваль электронной музыки в Никола-Ленивце.

8 Ra Djan. Что такое ВАЙБ?

9 Gauthier F. Rapturous ruptures: the “instituant” religious experience of rave.

10 Бахтин М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса.

11 Бахтин. Творчество Франсуа Рабле.

12 Делез Ж., Гваттари Ф. Тысяча плато: капитализм и шизофрения.

13 Игорь Рысев, частное интервью. Июнь 2021.

14 От «номад» — кочевник. Философская концепция, в рамках которой было предложено понятие ризомы.