Лев Ганкин — о работе над второй книгой «Новая критика»

В июле мы выпустили книгу «Новая критика» — сборник статей о смыслах и контекстах постсоветской поп-музыки под редакцией журналиста и редакционного советника ИМИ Александра Горбачева. В следующем году мы планируем опубликовать второй том исследования: на этот раз — об особенностях звучания постсоветской поп-музыки. 

Редактор второй «Новой критики» — музыкальный журналист и ведущий подкастов «Британская музыка от хора до хардкора», «Сделай погромче», «Шум и яркость» Лев Ганкин. «ИМИ.Журнал» поговорил с Львом о том, почему поп-музыка заслуживает более вдумчивого разговора, чем кажется на первый взгляд. 

Напоминаем, что вы можете стать автором второй «Новой критики». Ваша статья войдет в книгу, мы заплатим 20 тысяч рублей за авторский лист (40 тысяч знаков). 1 сентября заканчивается прием заявок, успейте прислать питч. Подробности тут. 

Как тебе кажется, когда поп-музыку начали воспринимать всерьез?

По всей видимости, этот процесс берет начало в 1960-х, когда поп-музыка сначала проникла на полосы «Культура» периодических газет и журналов, а потом появилась и специализированная поп-музыкальная пресса, например журнал Rolling Stone. Уже на рубеже десятилетий поп осторожно исследовали в том числе и люди со стороны, не совпадавшие с самими участниками сцены ни поколенчески, ни по бэкграунду — например, можно вспомнить книгу «Revolt Into Style» британского культуролога и критика Джорджа Мелли. В конце 1970-х были предприняты новые попытки осмысления поп-музыки вне простейшей потребительской парадигмы: здесь можно назвать, например, имя Саймона Фрита, один из сборников статей которого был программно озаглавлен «Taking Popular Music Seriously». В итоге, мне кажется, мир уже довольно давно осознал, что само разделение на «верх» и «низ» противно сути академического дискурса. Критики (в том числе в формате sound studies) заслуживает любая музыка.

Что для тебя значит понятие «новая критика»? В чем его особенность? 

Разумеется, проще всего сказать, что новая критика — это критика, которая существует здесь и сейчас. Однако мы в самом деле вкладываем в это понятие нечто большее. Для начала, новая критика не скована какими-либо институциональными рамками — академическими, журналистскими и иными — и в этом смысле она сближается с предметом своего интереса.

Современная поп-музыка, как известно, чем дальше, тем чаще функционирует в отрыве от моделей традиционного шоу-бизнеса, в которых медиаторами между артистом и аудиторией оказывались продюсеры и рекорд-компании, а журналисты оказывали (или не оказывали) всем участникам процесса профессиональную медиаподдержку. Логично, что раз сама музыка теперь устроена несколько иначе, чем раньше, то и осмыслять ее, возможно, стоит по-другому, с другой стартовой позиции. Эта позиция может быть охарактеризована по-разному, но мне как участнику процесса ближе и созвучнее всего ее антииерархический характер.

Какова роль музыкального критика сегодня? О чем  он должен рассказывать? 

Любое произведение искусства содержит в себе, говоря языком IT, определенный набор метаданных. Это характерно как для классической симфонии, так и для поп- или рэп-хита. Одна из задач критика — расшифровать и проанализировать эти метаданные: понять, почему музыка звучит так, а не иначе, и что это сообщает нам о мире, в котором мы живем. 

«Новый» критик занимается не только «качественной музыкой», не только записями, которые прошли некий профессиональный ценз или являют собой общепризнанные эталоны хорошего вкуса. Его интересует происходящее в целом. Он видит своей целью понять и сформулировать что-то важное про реальность, которая нас окружает, описать и проанализировать ее. В этом ему в равной степени могут помочь авангардный джаз, мемы из TikTok или репертуар радио «Шансон».

Как группа «Молчат дома» выстрелила в TikTok

Первая «Новая критика» посвящена контекстам и смыслам постсоветского попа. Вторая — звуку. Почему подобный ракурс важен? 

Редактор первого сборника, Александр Горбачев, прямым текстом пишет об этом в своем предисловии — в первой книге все замечательно, кроме того, что там мало говорится собственно о музыке. О социологии, о тексте, об образном ряде — сколько угодно, а о музыке — нет. Именно поэтому второй сборник, по нашему с ИМИ плану, должен быть сфокусирован как раз на sound studies — на исследовании того, как та поп-музыка, о которой мы уже начали говорить, собственно, звучит. Тембр, мелодия, гармония, ритм, размер, аранжировка, продакшен, инструментарий и так далее. При этом речь, конечно, не идет о голом музыковедческом разборе — это вряд ли кому-то интересно. Речь идет о том, чтобы использовать его как стартовую площадку для более смелого обобщения, о том, чтобы оттолкнуться от него и прийти к интересным выводам как про музыку, так и про мир вокруг нас.

Странно говорить о музыке, игнорируя то, как она звучит. Это все равно что говорить о поэзии, игнорируя вопросы стихотворного размера, принципов рифмовки и так далее. То есть все то, что, вообще-то, на самом формальном уровне и делает поэзию поэзией. Кроме того, я, если честно, убежден, что разговор о звуке не параллелен разговору о смыслах, а перпендикулярен: они могут и должны пересекаться, дополнять и обогащать друг друга. Ответ на вопрос «Что хотел сказать этим автор?» не будет исчерпывающим без анализа того, как он это сказал и почему.

Как тебе кажется, концепт второй «Новой критики» укладывается в традицию sound studies? Есть ли у тебя любимые работы в этом жанре?

Это довольно широкий жанр, в котором сосуществуют друг с другом разные оптики и подходы. Среди того, что я добавил от себя в список референсов на странице конкурса, — книга Иэна Макдональда про «Битлз»: «The Beatles Records and the Sixties». Казалось бы, трудно вообразить более заезженную тему в поп-музыкальном дискурсе — осталось ли еще что-то несформулированное о битлах, главной группе англоамериканского поп-музыкального канона? И тем не менее, это, на мой взгляд, блистательный труд, в котором автору удалось проанализировать явление с разных ракурсов и точек обзора. С одной стороны, в ней есть большая (и очень убедительная) глава про общество и культуру 1960-х и то, какое место в них занимают «Битлз». С другой стороны, в книге есть и подробнейший, потрековый анализ всей дискографии группы, в котором летописная точность (приведены все даты студийных сессий, подняты разные архивы) сочетается с массой порой небесспорных, но поистине захватывающих музыковедческих обобщений — звучание, аранжировка, композиционные особенности битловских песен оказываются фундаментом для разговора о смыслах. Именно так, на мой взгляд, и должны быть устроены sound studies.  

В чем, на твой взгляд, особенность звучания постсоветского попа? 

В свое время я затеял в РАНХиГС курс истории популярной музыки (собственно, он до сих пор полностью не прочитан: пандемия смешала планы и графики), и довольно быстро, еще на этапе планирования программы лекций, выяснилось, что о советской и постсоветской сцене придется читать отдельную лекцию или несколько лекций: ее история ни формально, ни содержательно не укладывается в рамки, заданные англоамериканской поп-традицией. 

Для меня как лектора это сопряжено с определенными бытовыми неудобствами: куда проще было бы рассказать обо всем сразу, проведя пару логичных параллелей и без сучка без задоринки организовав весь нарратив в некую внятную структуру. Но для меня как человека, который любит не только слушать музыку, но и размышлять о ней, это, наоборот, подарок. 

Здешняя поп-сцена — это, по ощущению, немного особая экосистема. В ней много своеобразия, в том числе звукового: это и (порой) специфический мелос, и переваренные фольклорные, «блатные», бардовские и романсовые традиции, и фонетическая и синтаксическая специфика языка, которая отражается на построении фраз и, соответственно, на особенностях мелодического и речитативного письма.

О каких из этих особенностей постсоветской музыки лично тебе хотелось бы прочесть в готовящемся сборнике? 

Я не хотел бы формулировать темы за авторов, но могу сказать, что мне интересны материалы, как раз фокусирующиеся на этой здешней инаковости (подлинной или мнимой). Материалы, в которых основательно объяснялось бы, в чем «эта» музыка такая же, как «та», а в чем — совсем нет. Кроме того, я всегда за максимальное стилевое разнообразие — было бы здорово, если бы в финальном сборнике у нас присутствовала разная академическая оптика (от узкой, с детальным анализом конкретных произведений, до широкой, даже панорамной) и, конечно, разная музыка. Со своей стороны как член жюри я, несомненно, буду особенно пристально вглядываться в заявки, посвященные пока что мало описанным в литературе феноменам, — что, разумеется, не значит, что нельзя предложить новый перспективный взгляд на творчество группы «Кино» или Оксимирона.

Как проходили квартирники Виктора Цоя, и кто сегодня выпускает «Кино» на бобинах

Я буду счастлив, если среди присланных на «Новую критику» питчей будут заявки, посвященные не только хип-хопу и русскому року, которые уже худо-бедно стали предметом академического интереса, но и, скажем, тяжелой сцене, или фолку, или песням, которые звучат на радио «Дача». Счастлив и как читатель, и как редактор, которому предстоит с этими текстами работать — ведь самые интересные тексты всегда те, которые ты не смог бы написать (и даже придумать) сам.

Вы можете стать автором «Новой критики». Ваша статья войдет в книгу, мы заплатим 20 тысяч рублей за авторский лист (40 тысяч знаков). 1 сентября заканчивается прием заявок, успейте прислать питч. Подробности тут.