«Физически я не всегда вывожу»: как Петар Мартич начал сольную карьеру после распада «Пасош»

В начале октября Петар Мартич выпустил дебютный альбом под собственным именем «Петар», а в конце октября планирует презентовать его в Москве и Петербурге. «ИМИ.Журнал» поговорил с московским артистом о том, как события 2021 года помогли ему обнулиться, почему ему интересна роль поп-продюсера и нужно ли бороться с музыкальным снобством.

Хайлайты нашего разговора:

• Коллеги по группе предлагали записать и выпустить последний альбом группы «Пасош»;
• Альбом «Петар» стоил не меньше, чем релизы «Пасош»;
• Петар на самом деле хотел поработать пекарем в Сербии;
• Интервью с Ксенией Собчак не было ошибкой;
• Он хочет спродюсировать поп-альбом российской певице, главные референсы — Тимбалэнд и Нелли Фуртадо.

«Я отказываюсь быть в созависимых отношениях с российской журналистикой»: Петар и музыкальные медиа

Как у тебя поменялось отношение к медиа за последние полгода?

В конце 2018 года группа «Пасош» ушла в бессрочный отпуск. И у нас тогда был посыл, что медиа — плохие, не делают то, что нужно делать, и мы не будем с ними общаться. Это продолжалось какое-то время, мы отказывались от всех интервью. Позже мы вернемся к ним, во многом ради лейбла и молодых артистов, с которыми мы работали. А сейчас большинство медиа не хотят про меня писать. С одной стороны, конечно, я расстраиваюсь. С другой, если пару лет назад я сам не хотел с ними идти на контакт, то зачем грустить, что поменялось?

А зачем медиа артисту в 2021 году?

Много с кем это обсуждал. И люди говорят: «Не пишут и не пишут, какая разница. Сейчас люди получают новости из сторис и телеграм-каналов, сейчас все решают инфлюенсеры». И я согласен с тем, что роль медиа сильно уменьшилась в плане продвижения. Мне кажется, когда медиа о тебе пишут, приносят меньше пользы, чем вреда, когда, в свою очередь, не пишут. Когда это превращается в систематическую историю, на тебе появляется клеймо. И я не считаю, что это правильно и справедливо.

Сейчас я пробую новые способы коммуникации с публикой. На прошлой неделе у нас в Москве была вечеринка в честь выхода альбома. Я включил альбом, отвечал на вопросы, общался с людьми. Такая пресс-конференция. Если медиа не готовы быть звеном между тобой и слушателями, не нужно позволять им становиться барьером.

Изначально ты не хотел давать интервью ИМИ. Почему?

Для меня это была странная ситуация. И я лично, и мы как лейбл всегда были с ИМИ в очень тесных отношениях. Мы делали всякие совместные материалы, я озвучивал рекламный ролик, Кирилл давал вебинар, — и так далее. Мне нравилось, что это очень профессиональное СМИ, раскрывающее индустрию изнутри. И я удивился, когда в день выхода публикации Wonderzine ИМИ стал жестко прессинговать артистов «Домашней работы» и просить комментарии, когда мы сами еще не делали никаких заявлений. Или когда была новость о том, что опубликован плейлист с песнями групп, осудивших меня. Для меня удивительно, что это становится инфоповодом для журнала, позиционирующего себя как профессиональное издание про музыкальную индустрию. Мог ожидать такого от Bravo, но не от ИМИ. 

После публикации Wonderzine монолога Анны Зосимовой «ИМИ.Журнал» выпустил несколько материалов на эту тему. Среди них — реакция артистов лейбла «Домашняя работа», а также таймлайн ключевых высказываний по этому вопросу. Частью последнего стала публикация плейлиста, объединившего музыку групп, осудивших Петара.

На альбоме есть строчка о том, что «вот бы взял интервью клевый журнал „Афиша“». Сейчас аура «клевости» изданий пропала?

Когда я начинал писать песни в 2012 году, все это казалось недосягаемым. Была «Афиша», только появился паблик Motherland, кто-то еще. И когда про тебя там говорили, ты приобретал значение в музыкальной индустрии. Но это казалось очень закрытой тусовкой. Существовали отдельные большие величины вроде Земфиры или «Ленинграда», из более простых — Pompeya, Tesla Boy, Motorama, On-The-Go, и был Саша Горбачев как авторитетное мнение. Я это воспринимал как закрытую экосистему, было интересно понять, как туда попасть. Но в то же время в нас было много нигилизма и юношеского протеста: всех ненавидели и хотели делать противоположную музыку.

И как раз примерно в 2018 году мы поняли, что поставили все галочки, которые хотели: выступили на всех фестивалях, дали кучу интервью, поработали со всеми, с кем хотелось. И задумались, что делать дальше, чтобы глаза продолжали гореть. Пришли к выводу, что нужно просто делать хорошую музыку и как можно больше выступать, придумать какой-то вектор горизонтального роста, нежели вертикального. Развитием этих идей стал лейбл «Домашняя работа».

Нет ощущения, что «Домашняя работа» тоже стала закрытой экосистемой «для своих»?

Мы изначально хотели не делать собственный лейбл, а уйти со своего, чтобы больше контролировать все процессы и инвестировать в них. У нас было достаточно сайд-проектов, решили делать что-то для себя. Потом появились друзья, которые тоже хотели где-то выпускаться, и все завертелось, идея оформилась в лейбл. И она изначально была проектом для своих. Но мы старались отслушивать все заявки, были открыты ко всем музыкантам.

Было много идей по развитию. Планировали на лето шоукейсы в разных городах, обсуждали первые вылазки за границу в виде Белграда и Минска, хотели делать свою сцену на Stereoleto. Был план на отдельный фестиваль — могло выйти много клевого. К сожалению, этого не произошло. 

В 2020 году экс-участник группы «Пасош» Кирилл Городний рассказывал «ИМИ.Журналу» об устройстве «Домашней работы».

Как закрытие лейбла выглядит с правовой точки зрения?

Не знаю, какая у ребят сейчас связь с артистами. Я просто забрал личный каталог себе. Сейчас получаю свой доход от группы «Пасош», тут никаких проблем не было. Знаю, что технически лейбл продолжает существовать. Мы выпустили огромное количество релизов, а переносить их куда-то — трудоемкий и долгий процесс.

Правда ли, что бывшие коллеги по группе предлагали тебе отдельно записать вокал на альбом и выпустить последний релиз «Пасош»?

Да. Изначально мы должны были записывать его через пару недель после скандала. Готовили его полтора года, планировали записать двойной альбом. Наша самая крутая работа, которая для меня была еще и самотерапией, потому что писал многие песни после расставания, в жизни изменились многие вещи. Пропускал сильно материал через себя. Когда осознал, что альбома не будет, было чувство большой потери. Да и для индустрии он был бы чем-то свежим.

И оказалось, что ребята в итоге записали свои партии в наше время на студии. Мне предложили дописать свою часть — и выпустить этот альбом. Но это не то. Для меня музыка основывается на дружбе и общих идеалах, а они у нас разошлись. И делать проект просто для того, чтобы он не пропадал, или из сугубо из коммерческих соображений я никогда не мог и не смогу и сейчас. Поэтому я отказался. Не берусь загадывать, что будет с этим материалом, потому что последний год меня научил тому, что планы могут полностью перевернуться.

«Как же я горяч»: все дороги ведут к хип-хопу

Почему ты вернулся к рэпу?

Это получилось спонтанно. Увлекался хип-хопом, когда учился в школе и у нас с Ромой Мальбэком была своя группа. А когда переехал в Англию учиться, отошел и специально от рэпа даже отнекивался. Когда стали играть панк-рок, дистанцировался от этой музыки. А потом пошли фиты с «Поехали», «Союзом», МС Сенечкой и так далее. Люди стали реагировать: «Давай хип-хоп!»

Начало музыкальной карьеры Петара было тесно связано с хип-хопом. В школе он вместе с Ромой Мальбэком записывал «пацанский» рэп, а первый большой успех пришел с группой «Прыгай киска», где Петар читал абсурдистский треш-рэп.

Я много раз садился за сольный альбом, но постоянно забрасывал, удалял, начинал заново — и так по кругу. В конце 2020 года занялся этим в очередной раз, но тогда все стало складываться в более конкретную картину. За короткое время накопилось большое количество демок. Не было никаких ожиданий, просто писал музыку для себя. Думал, что запишем тот большой альбом «Пасош», а этот релиз втиснется в какой-то перерыв между деятельностью. Но вышло так, что этот проект стал основным.

Здесь был момент с ответственностью. Потому что сперва ты спонтанно и без амбиций пишешь материал, а тут понимаешь, что это твой единственный музыкальный проект, от которого зависит, будет ли у тебя вообще музыкальная карьера. Появился груз, который мне мешал. Думал, не сделать ли перерыв, пока все не притихнет. Но понял, что на самом деле эта работа помогла не погрузиться в уныние. Наоборот: потратил всю энергию на что-то созидательное.

Ты допускал, что больше не будешь заниматься музыкой? Вот строчка «консидерил быть пекарем» — это правда?

В разгар мартовских событий я не понимал, что делать дальше. Тогда и был единственный день или два, когда были сомнения по поводу того, хочу ли я заниматься музыкой. Я уехал с семьей в Сербию, там заболела бабушка, которая вскоре умерла. И я абстрагировался от всего. Мы стояли в какой-то пекарне. Я наблюдал за парнем, который резал пиццы на слайсы, разогревал печь, рассчитывался и так далее. И это было такое приятное медитативное зрелище, что я подумал: «Мог бы заниматься вот этим». Думаю, такие простые моторные работы помогают расслабиться. Это вроде и простое дело, но в нем столько тонкостей. Учишься, сколько эту пиццу надо разогревать. А сначала надо брать деньги или отдавать еду? Если сперва отдать пиццу, ты же заляпаешь деньги жирными руками, а если наоборот — будешь трогать пиццу грязными руками. Захотел во всем этом разобраться и думал устроиться в пекарню. Но из-за дел с документами мне пришлось вернуться в Москву.

Всю музыку на альбом писал сам?

Да. Я компактно работаю: сижу в ноуте в наушниках, пишу биты, накидываю тексты. А потом мы уже на студии Powerhouse все это собираем и доводим до ума. Все строится на семплах, а не встроенных инструментах, поэтому качество звука изначально лучше других моих сольных проектов: «Озер» и «Прыгай киска». Первоначальная версия альбома должна была быть намного проще: планировал записать его дома на микрофон и выложить в таком виде, знаешь, такие Kunteynir-вайбс. А в итоге на запись ушло более 100 студийных часов.

Kunteynir — рэп-проект Паши Техника и МС Кальмара. Культовая группа, известная своим несерьезным подходом к процессу записи песен.

Сколько стоит альбом «Петар»?

Я честно не знаю, потому что это был длинный процесс. Сначала делали EP «23», потом там же в студии готовились к концерту, который перенесся, позже работали над самим альбомом. Друзья дарили какое-то количество часов на студии на день рождения. Так что это был долгий и смешанный процесс. Изначально планировал, что будет работы на дней пять, а застрял в студии на несколько месяцев. Стоил он как среднестатистический альбом группы «Пасош». Но тут и песен в два раза больше. 

Расскажи про обложку.

У меня давно была идея поместить на обложку игрушечного себя. Изначально альбом должен был называться «Обычный человек». Казалось, что это классный контраст: человек обычный, а на обложке — игрушечный. Фигурку из керамики слепила питерская художница Алиса Гвоздева, а снимала фотограф из Москвы Маша Лурье. И получилось прямо то, что я хотел. За референсы брали альтернативные обложки из девяностых: Beck, Red Hot Chili Peppers, Moby, Fatboy Slim, Blur и так далее. Вчера всю ночь делали дизайн для кассет, чтобы утром узнать, что студия, где мы обычно их заказывали, больше не занимается печатью кассет.

Кассеты приносят доход?

Не, наоборот, сильно не прибыльно. Их дорого производить, а продавать дорого нельзя, потому что большинство людей покупают их просто как какую-то материальную штучку из прошлого. Кассеты — это фан. Мне просто нравится их дизайн.

А был какой-то подарок от фанатов, который запомнился за последнее время?

Вот на вечеринке к выходу альбома друг подарил фигурку Джона Джонса. Это такой боец UFC. Те, кто разбирается, могут параллель почувствовать. Иронично.

«Меня зовут Петар»: из чего состоит этот альбом

Песня «Энтеросгель» — это реклама?

К сожалению, нет. Писал трек без оглядки на это. Я думал на них выйти, но мне сказали, что они не очень открыты к сотрудничествам.

Я просто постоянный клиент этого продукта. Идеальный конец вечеринки — ложка энтеросгеля. То, за что ты скажешь себе спасибо утром. Была даже вечеринка, где я выступал под именем DJ Энтеросгель, наливали его в шоты вместе с водой и раздавали гостям, если они захотели выпить водки. 

На альбоме много отсылок и цитат из кино и сериалов. Откуда это берется?

Вообще, это одна из главных особенностей моего творческого языка с этим проектом, потому что они дополняют высказывание и дают ему широту. А многие этого не улавливают с ходу.

Можем пройтись по альбому?

В песне «Обычный человек» есть вставка из интервью Мамонова из семидесятых. Он вообще довольно вдохновляющий персонаж. После его смерти пересматривал интервью, этот кусочек запомнился — и хорошо лег в песню, которая про обычность. 

В интро «Шкодника» засемплирован голос Брюса Баффера — аннаунсера UFC. Вставил его, потому что эта песня для меня такой рэп-рэп, где я заморачивался с рифмами и фонетическими конструкциями, — такое фонетическое упражнение. И хотелось, чтобы этот трек начинался с посыла «Смотрите, как я могу». У меня такого типа рэп, баттл-рэп во многом ассоциируется с миром смешанных единоборств.

«Свинья» и «Порко Россо» — это на самом деле грустная песня. Изначально она про то, что инди-рок-музыканты зарабатывают сильно меньше, чем рэперы. И это начиналось как ироничный трек о том, что бабок нет и надо делать рэп, чтобы их заработать. И ко второму куплету я становлюсь олицетворением этой идеи: бабок до фига, за спиной армяне и так далее. Но на самом деле это песня о том, как человек превратился в свинью. И интро из Миядзаки ее сильно дополняет.

В «В ресурсе» играет отрывок из «Сломанных цветов» Джармуша — одного из любимых фильмов. Саундтрек туда писал Мулату Астатке — гениальный эфиопский джазмен.

С «Лесом» все понятно, там перепета «Химера», великая группа из девяностых, Эдик Старков. Оригинальная песня очень прорезонировала со мной в плане отшельничества и аскетизма в период написания. И Миша Арчанга был идеальным напарником.

Вот многие думают, что в «Жужжащем ужасе» играет вставка из архивов условного РЕН ТВ. А на самом деле я полностью сделал музыку и написал текст. И отправил его чуваку, который озвучивал программы на НТВ. Его голос стоил полторы тысячи рублей. 

А со «Слепнями» следующая история. Мы записывали трек на студии, а моего друга попросили посидеть с ребенком. В итоге он сидел с нами. Но было неловко записывать трек с матом при семилетнем ребенке. Спросил, чем мы занимаемся: «Записываем песню про слепней». — «Да я ненавижу слепней!» — «А мы можем тебя записать?» Он сперва стеснялся, а потом зашел в будку и наговорил все это. Мы потом все порезали и дозаписали, чтобы он мат в песне не слушал. 

В «Баскете» можно услышать бомжиху, которая все комментировала, когда мы играли летом в Москве. Я стал ее снимать на телефон — и потом использовал на альбоме.

На «Девчонок» позвал подругу, диджейку и радиоведущую Киру Моторину.

«Сложный год» — вообще одна из самых грустных песен, что я записывал. Она про выгорание. Я провел много месяцев на тусовках в конце прошлого года. И она про то состояние, когда ты не понимаешь, для чего все и зачем. И туда отлично вписался финал «Боджека», который в свое время тронул меня до слез. В нем очень много силы. Изначально хотел закончить альбом на этом, но подумал, что будет слишком драматично.

Поэтому дальше я вставил скит с Биллом Мюрреем и Скарлетт Йоханссон из «Трудностей перевода». Он там говорит: «Легче не становится, просто со временем ты не позволяешь себе так расстраиваться». Музыка там была в свою очередь вдохновлена фильмом братьев Сафди «Хорошее время» с Паттинсоном. Там играет очень минималистичный футуристичный саундтрек. 

И вот в итоге финал — это «Плохой день». Вижу его как титры к альбому. Это тоже драмеди. Серьезный и ироничный трек одновременно. Если прислушаться, можно услышать голос Давидыча из его рекламы на Pornhub в моменте, где про это поется. А в конце играет отрывок из ролика на YouTube про «вдыхаем через рот, выдыхаем через „эс“». Я в мае тяжело переболел ковидом, делал тогда дыхательную гимнастику по этому видео. Кажется, по-своему символично.

У альбома же есть нарратив: сперва я рассказываю про себя, потом ныряю в понты, а с трека в «В ресурсе» обнуляюсь и начинаю заново. И постепенно возвращаюсь к жизни, но снова наступаю на те же грабли в треке «Сложный год». И в конечном итоге становишься проще, потому что научился все принимать.

Как ты издавал альбом?

Через Orchard. Мы в хороших отношениях, и после распада «Домашней работы» мы продолжили работать. Но все технические задачи я теперь делаю сам. 

Насколько это сложнее? Или, наоборот, проще контролировать все процессы?

Физически я не всегда вывожу. У меня есть команда, которая помогает с промо, дизайном, монтажом видео и так далее. Но все равно все проходит через меня. С одной стороны, круто, потому что я контролирую вообще все процессы: вижу все прослушивания и попадания в плейлисты, это помогает четче понимать картину. Но я осознаю, что невозможно все это брать на себя, поэтому сейчас думаю как правильно это все разгрузить. Потому что нет времени дальше записывать музыку, а это то, чем я хотел бы заниматься в первую очередь.

«Нам никогда не будет скучно»: поход к Собчак, амбиции поп-продюсера и музыкальное снобство

В этом году ты стал сольным артистом. Как это повлияло на твои амбиции и планы?

Пока надо отработать концерты. В Москве и Питере будут презентации, тур забьем уже на весну. Нужно готовиться к выступлениям, больше работать с визуалом. Хочется максимально дожать этот проект, прежде чем прыгать на что-то еще. 

А в перспективе мне интересно продюсирование. Сейчас есть несколько артистов, которым я пишу музыку и помогаю по другим процессам. Мне всегда было это интересно. Понимал, что, если исчерпаю себя как артист, переключусь на работу с другими. 

Ты сейчас сам себе менеджер. Как ты с этой точки зрения воспринимаешь поход к Собчак?

Не жалею. Мне предлагали много интервью, я первое время от них отказывался. В первую очередь потому, что был слишком эмоциональным. А потом мне стало казаться, что эта тема себя исчерпала. Но она продолжала всплывать в любом диалоге. Я начинаю общаться с людьми — а она всплывает. Понял, что этот мыльный пузырь нужно лопнуть. И поэтому согласился. Это был сложный и болезненный опыт, я не профессиональная знаменитость и не очень публичный человек. Я не смотрел ни одно из этих интервью. 

Когда вышло видео со мной, я переживал, нужно ли это было вообще делать. Стоило ли себя чуть иначе вести, рассказать какие-то вещи, дополнить картину, быть чуть жестче? И так далее. А после выхода второго интервью как рукой сняло. Мне просто это больше не интересно. Все осталось в прошлом, все всё сказали. И сегодня мне уже точно нечего сказать на этот счет. 

Целью было закрыть гештальт и лопнуть пузырь недосказанности.

В сентябре на YouTube-канале Ксении Собчак вышло большое интервью с Петаром, посвященное мартовским событиям. Спустя неделю там же был опубликован ролик с Анной Зосимовой.

Ты говоришь про поп-продюсирование, хотя всю карьеру занимаешься нишевой музыкой. А здесь тебе что интересно?

Хотелось бы соединить эти вещи. Мне интересна поп-музыка девяностых и нулевых. Думаю, такой сейчас не хватает. Когда люди идут за референсами в прошлое, то находят угар и треш, а это площадь, которая себя уже исчерпала. Есть куда более широкие пространства для переосмысления. Хочется поработать в том числе с чем-то очень попсовым. Всегда мечтал спродюсировать большой поп-альбом какой-нибудь певице. Возможно, сейчас получится. 

Вот есть фраза «Верните мой 2007-й». А на самом деле нужно в 2006 год: там случились главные вещи в поп-музыке. Вышли три альбома: Нелли Фуртадо и Тимбалэнд выпустили «Loose», Гвен Стефани и Фаррелл — «The Sweet Escape», а Ферги и will.i.am — «The Dutchess». Мне хочется сделать что-то похожее.

А как тебе нынешняя поп-музыка в России?

Мало что отзывается. Из дуэтов а-ля «продюсер — артист» разве что Витя Исаев и Лиза Монеточка. Дорн для меня остается неиссякаемой историей. На его первых альбомах есть вещи, которые поменяли всю поп-музыку на русском языке.

Как бороться с музыкальным снобством, когда «Иван Дорн — класс, кальян-рэп — отстой»?

А я бы и не планировал цеплять аудиторию кальян-рэпа. Люди не знают, чего хотят, пока ты этого не дашь. Многие песни совершенно неожиданно становятся хитам, этого не предугадать. Поп-хиты часто рождаются из ничего. Так, например, в свое время было с песней «Как же я горяч» моего проекта «Прыгай киска». Первый хит «Пасош» «Мандельштам» — это вообще незаконченный трек, который я подумывал выкинуть.  

Как ты определяешь успешный поп-проект?

Не мыслю такими категориями. Возможно, мне это мешает пробиться к большей популярности. Я просто хочу делать хорошую музыку, которая не будет копией и калькой успешных хитов, а предложит что-то новое. Хочу делать поп, который покажет, что можно иначе. В девяностых поп-музыка была гораздо самобытнее и смелее. 

Последняя guilty pleasure песня, которая тебе понравилась?

Джиган и ко «На чиле».