Институт музыкальных инициативМосква+7 (967) 051–87–65
logo
@imi_liveИнститут музыкальных инициатив
журналhttps://cdn-yc-static.i-m-i.ru/store/uploads/article/153/image/article-77e8feb5b24503a5052ada32384ea787.jpgДанила Телегин2020-01-30T22:00Абсолютно волжский саунд. Самарская сцена — проблемы и перспективы
Абсолютно волжский саунд. Самарская сцена — проблемы и перспективы
Слева направо: Александр Горбачев, Алла Фармер, Антон Мищенко, Полина Дрожжина. Фото: Анастасия Тихомирова

Абсолютно волжский саунд. Самарская сцена — проблемы и перспективы

Слева направо: Александр Горбачев, Алла Фармер, Антон Мищенко, Полина Дрожжина. Фото: Анастасия Тихомирова

Дискуссия, посвященная проблемам и перспективам самарской сцены, состоялась на конференции «ИМИ.Сцена» 25 января в отеле Holiday Inn. В беседе участвовали музыкант групп «Бабба», Bajinda Behind The Enemy Lines и диджей Алла Фармер (Четаева), басист и менеджер команды VLNY Антон Мищенко, куратор пространства Strelka Hall и сооснователь ивент-лейбла «Местные» Полина Дрожжина. Модератором выступил журналист и редакционный советник ИМИ Александр Горбачев. Делимся наиболее интересными фрагментами дискуссии.

Записал: Данила Телегин

О нехватке площадок

Александр Горбачев: Существует ли самарская сцена в принципе?

Антон Мищенко: Отсутствует полностью. Когда наш артист добивается успеха на локальном уровне, он переезжает отсюда.

Залог любой сцены — тусовка, когда есть некие группы-флагманы, вокруг которых все вертится. В самарском андеграунде — например, у хардкор-сцены — такое еще встречается, но не в поп-музыке.

Алла Фармер: Я, наоборот, считаю, что самарская сцена ого-го какая. У нее огромный бэкграунд и большая история, часть которой связана с Cheese People, «Бажиндой» и VLNY.

Антон Мищенко: Но в Москву все равно многие переезжают.

Полина Дрожжина: Девиз нашего проекта — «Люби Самару — Москва подождет». Мне кажется, у нас мало способов самореализации — в частности, для музыкантов в городе мало площадок. Сама я не музыкант, но часто слышу жалобы по этому поводу.

Александр Горбачев: Правда нет площадок?

Алла Фармер: За последние пару лет открылось несколько мест камерного характера. Мне нравятся сборные солянки, на которых выступают по несколько групп за вечер. Но как раз для таких фестивалей у нас площадок нет.

Александр Горбачев: В Москве были клубы, где каждый вечер выступали по восемь очень плохих групп; но не знаю, может, такое и нужно.

Антон Мищенко: С точки зрения организации концертов, когда мы ищем для VLNY площадку в Самаре, то альтернативы «Звезде» (самая востребованная площадка Самары. — Прим. ИМИ), получается, нет. Но этот клуб по финансам может позволить себе группа, которая собирает человек примерно от двухсот. Мы платим за бэклайн и аренду — получается серьезная сумма.

Александр Горбачев: Странно, что музыканты платят клубу за все. Разве здесь не выгодно сделать площадку, которая не будет брать деньги с артистов, а будет зарабатывать на баре и билетах, как это происходит обычно? Нет человека, который бы это сделал?

Антон Мищенко: Есть теория, что если этого нет, значит, оно и не нужно. Был, например, у нас клуб «Кратер». Теперь есть Houston с колонной посреди зала, хотя там неплохой звук и бар. Есть «Подвал», но туда не пойдет определенная категория людей, предпочитающая места поцивильнее. Каждая из этих площадок меньше «Звезды».

Александр Горбачев: Так почему нет площадок нужного формата?

Зритель: У людей нет денег на концерты. 

Полина Дрожжина: Мне кажется, если есть интерес к концертному продукту, то деньги на него найдутся. Другое дело, что есть проблема трафика людей. Открывать клуб в наших условиях — слишком рискованная история для предпринимателя. Группы же сидят по домам и репетиционным точкам, жалуются на отсутствие площадок и свой запрос оттуда не выводят. Нет диалога с предпринимателями.

Зритель: Вы говорите о ноунеймах, на них никто и не пойдет.

Александр Горбачев: Но если группа не будет выступать, она так и останется ноунеймом.

Антон Мищенко: Кажется, я понял посыл. Допустим, у человека есть 3–4 тысячи на концерт. У нас достаточно много привозов — иностранных, московских, питерских. И у зрителя возникает выбор между тем, чтобы потратить деньги на самарскую группу или на привозную, в которой он больше уверен.

Александр Горбачев: То есть рыночную емкость заполняют гастролеры? Надо прекратить привозить в Самару группы, и сцена расцветет. Боря (Елатомцев, один из главных самарских промоутеров. — Прим. ИМИ) все испортил!

(Все смеются.)

Меня страшно интересует, есть ли у самарской сцены какая-то ДНК, свой звук?

Фото: Анастасия Тихомирова

Про самарский саунд

Алла Фармер: Я вижу самарскую музыку размашистой, широкой. Вода, Волга — это для нас ключевое, это наше вдохновение. Мы — гедонисты, всегда за отдых и за кайф.

Зал: Шарлот и Сенечка, кстати, в это вписываются.

Александр Горбачев: Действительно!

Полина Дрожжина: И многие фестивали проникнуты этими настроениями. «Индиривер» Никиты Маняева (который, кстати, переехал в Москву) — это душа! Абсолютно волжский саунд. Это, по сути, был первый наш фестиваль формата шоукейсов. Правда, есть слух, что в этом году его не будет.

Алла Фармер: Есть особенность в том, что сцена у нас сезонная: вся движуха происходит летом. Сколь бы сомнительным ни был термин «город-курорт», он прижился.

Слева направо: Александр Горбачев, Алла Фармер, Антон Мищенко, Полина Дрожжина. Фото: Анастасия Тихомирова

Про исход артистов в Москву

Александр Горбачев: Почему вы не едете в Москву?

Алла Фармер: Мы никогда не хотели переезжать в Москву, мы здесь подпитываемся. К тому же есть примеры близких друзей, которые адаптировались под жизнь в столице и потеряли что-то важное.

Антон Мищенко: Подписываюсь под словами Аллы. Когда VLNY набрали популярность, Дима (Артемьев, фронтмен группы. — Прим. ИМИ) даже и не думал куда-либо перебираться. Он тоже очень любит Самару и летом месяцами готов жить за Волгой.

Я пытался переехать в Москву. Точнее, я периодически переезжаю на пару месяцев, но потом меня тянет назад. Так и живу.

Алла Фармер: Пора избавиться от этой рамки — «Я переехал в Москву». Я живу на этой планете, в этой стране, самолеты летают постоянно, для общения есть интернет. Разве так важно непременно переезжать в Москву?

Да, в столице легче светануться перед журналистами или удачно чокнуться с правильным человеком в каком-нибудь баре. Но ради этого можно иногда приезжать из другого города.

Антон Мищенко: Да, нужно не переезжать, а выезжать. Торчать на месте нельзя.

Полина Дрожжина: Есть еще тактика «троянский конь». Когда перебравшиеся в Москву люди помогают развиваться самарцам. Не знаю насчет музыкантов, но с выставочными проектами она работает.

Антон Мищенко: Есть еще одна проблема: когда группа находится в Самаре, это создает дополнительную финансовую нагрузку с точки зрения логистики. Москвичам проще взять [на концерт] столичную группу примерно того же уровня, что мы, потому что не надо тратиться на билеты. Один из московских не очень богатых фестивалей делал запрос на наше выступление и отказался, потому что просто привезти VLNY, без гонорара, — это уже порядка 50 тысяч рублей.

Алла Фармер: Региональный музыкант должен быть готов к тому, что первое время придется много в себя инвестировать. Сам себя будешь возить, букировать, селить в хостелах или гостишках в зависимости от того, сколько зарабатываешь на дневной работе. Но если ты преодолел этот этап, значит, ты чего-то стоишь. Получается своего рода крупное сито, естественный отбор, и элемент оценки творчества в этом тоже есть.

Фото: Анастасия Тихомирова

Про засилье кавер-бэндов и диалог с властями

Александр Горбачев: Насколько в Самаре дружелюбная среда? Конкуренция, зависть, обиды — есть такое?

Алла Фармер: Я всегда здесь ощущала невероятную поддержку среди музыкантов и очень комфортно себя чувствовала. Пусть здесь не такой большой выбор артистов, с которыми хотелось бы коллаборировать, но все мы друг друга ценим. Именно так, кстати, получилась «Бабба».

Антон Мищенко: Лет семь назад было действительно очень круто, когда групп было много. А сейчас групп все меньше — все разбежались по кавер-бэндам. Это, кстати, тоже серьезная проблема самарской сцены. Был городской фестиваль — одни каверы. Был Мундиаль — то же самое.

Алла Фармер: Это печальная тема. На Мундиаль мы выступали не в Самаре, а в Волгограде. Там и Mustelide приехали, был классный женский междусобойчик. А здесь у нас звучали каверы.

Антон Мищенко: День города Самары — ни одной самарской группы!

Александр Горбачев: Кажется, мы нащупали больную тему. Вы чувствуете поддержку государства?

Алла Фармер: Я этого не ощущаю.

Полина Дрожжина: То, о чем рассказали ребята, происходит, я считаю, из-за отсутствия диалога. То, что муниципальные организаторы идут по легкому пути, может быть, следствие их недостаточной наслушанности и насмотренности.

Антон Мищенко: Всё они знают! Но просто был, например, у одного фестиваля спонсор «Авторадио», они и поставили артистов в формате «Авторадио».

Полина Дрожжина: Хочу публично поблагодарить [самарских промоутеров] Борю Елатомцева и Сережу Кривчикова за то, что они сделали с музыкальными сценами «ВолгаФеста». Они каким-то образом продвинули на фестиваль с финансированием от правительства области крутую отечественную музыку. То, что на нем играли, например, «Пасош», — это прорыв!

Закончу мысль про отсутствие диалога. У ребят в министерствах своя сфера интересов, и я не вижу в них заинтересованности в качестве — им почти неважно, кто будет выступать.

Александр Горбачев: Тогда логично звать подрядчика, который разбирается.

Полина Дрожжина: Для нас — логично. Но почему мы уверены в том, что все думают как мы, владеют той же информацией, что и мы? Надо больше общаться.

Например, когда мы отбирали заявки для шоукейсов, я обалдела, сколько там ноунеймов.

Алла Фармер: Когда я отслушала претендентов — а это заняло чуть ли не целый рабочий день, — даже немного неловко стало, что я многих не знаю. Причем много было музыки, которая радовала.

Александр Горбачев: Вернемся к теме сотрудничества с государством. Эти люди не приходят к вам, или вы не приходите к ним?

Антон Мищенко: Я приходил. Заинтересованности не было. Какой им смысл бороться за качество и отслушивать местных, когда можно позвать группу «Рондо»? Было бы круто, если бы ввели какой-нибудь закон, который обязывал бы приглашать самарские группы на такие мероприятия.

Многие даже не собираются играть в Самаре, потому что видят потолок — выступать в рок-баре для максимум ста человек. Например, есть очень крутая группа WLVS, которую знают в Европе лучше, чем в России. Вот они, кстати, в Москву точно не переедут.

Алексей Есин (организатор «Метафеста») из зала: А сколько в Самаре таких музыкантов, чтобы претендовать на площадь? Вот площадь Куйбышева, детишки катаются на «ватрушках». Вы им WLVS предлагаете ставить?

Полина Дрожжина: Кажется, я понимаю, о чем говорит Леша. Есть такая волжская гедонистская штука — забывать о целеполагании. Надо чаще спрашивать себя: надо ли это, а если надо, то зачем это? Допустим, есть Олимпийская деревня у «Самара Арены». Там семейная обстановка, и, возможно, в этом месте действительно не нужны [громкие гитарные группы] Barrels или WLVS. Надо искать группы, которые были бы уместны. Надо объединяться. Как сказала Алла, у нас все готовы друг друга поддержать, но при этом мы очень разрозненные.

Антон Мищенко, Полина Дрожжина. Фото: Анастасия Тихомирова

О том, что на самом деле в Самаре все нормально

Александр Горбачев: Мы начинали с того, что у вас якобы мало фестивалей, но на самом деле теперь я слышу, что их довольно много. Я правильно понимаю, что есть много возможностей, которые не реализуются из-за плохо налаженного контакта между организаторами и творческим сообществом?

Антон Мищенко: Хочу заметить: был однажды фестиваль, где выступал Кобзон, а перед ним играли WLVS. Но вообще у нас обычно боятся смешивать жанры на одной сцене.

Александр Горбачев: А на Мастрюковские озера [где проходит «Метафест»] тоже не зовут самарских?

Антон Мищенко: Зовут-зовут! Кстати, спасибо «Метафесту», который с нами уже сколько — 12 лет?

Алла Фармер: Да, «Метафест» — это отдушина.

Александр Горбачев: А бардовская сцена у вас есть?

Алла Фармер: Эту тусовку мы не знаем.

Александр Горбачев: Любопытно, что вы настолько отделены.

Зритель: По всей России мы видим, что произошло переключение на русский язык. У вас это произошло?

(Участники дискуссии говорят, что да.)

Другой зритель: Я — промоутер из Оренбурга. Вы вот жалуетесь, а на самом деле у вас все отлично. Разница между самарской и московской сценами гораздо меньше, чем между оренбургской и московской. У вас совсем другой уровень групп. Гораздо больше площадок. У нас же есть единственный бар, и там группа VLNY не может выступить полным составом, он слишком маленький.

Глеб Лисичкин. Фото: Анастасия Тихомирова

Александр Горбачев: Мне кажется, важный вывод, что локальной сцене прежде всего нужны хедлайнеры.

Алла Фармер: И прежде чем жаловаться, нужно стать крепким музыкантом, почувствовать себя уверенно как артист.

Антон Мищенко: Я бывал во многих городах, и действительно в них дела обстоят хуже, чем в Самаре. Но на этой дискуссии мне хотелось говорить о проблемах, выявить ошибки, чтобы их можно было исправить.

Зритель: Как вы относитесь к идее самарского рок-клуба?

Полина Дрожжина: А зачем? И почему вы спрашиваете об этом нас, перекладывая ответственность? Что-то не устраивает — берешь и делаешь. Даже если сразу не получится, даже если опыта пока недостаточно… Надо понять, чего ты хочешь для себя и как это будет работать в городе.

Алла Фармер: Никакие искусственные конструкции нам не нужны.

Глеб Лисичкин (директор по маркетингу платформы цифровой дистрибуции ONErpm) из зала: Советую немного поменять оптику. Все проблемы самарской сцены сегодня рассматривались по большей части с точки зрения неких выгодоприобретателей. А сцена в целом не всегда связана с бизнес-планом. Главное — это наличие пассионариев, за которыми потянется все остальное.

Александр Горбачев: На этом важном напутствии и закончим.