Институт музыкальных инициативМосква+7 (967) 051–87–65
logo
@imi_liveИнститут музыкальных инициатив
журналhttps://cdn-yc-static.i-m-i.ru/store/uploads/article/232/image/article-c73409cf7c1b5ec7322a72a140f0736b.jpgНиколай Грунин2020-06-30T20:30Интервью с Кириллом Ивановым и Катей ВолковойГруппа «СБПЧ» — о записи альбома в Африке и фильме «African Dream»
Группа «СБПЧ» — о записи альбома в Африке и фильме «African Dream»
Интервью с Кириллом Ивановым и Катей Волковой
Фото: Марк Щедрин

Группа «СБПЧ» — о записи альбома в Африке и фильме «African Dream»

Интервью с Кириллом Ивановым и Катей Волковой
Фото: Марк Щедрин

В январе 2020 года группа «СБПЧ» съездила в Кейптаун и записала альбом на одной из музыкальных студий Red Bull, а также сняла клип на песню «Нежно». В середине июня вышел трехсерийный фильм «African Dream», посвященный приключениям группы в Африке. «ИМИ.Журнал» поговорил с лидером «СБПЧ» Кириллом Ивановым о груве африканской музыки, работе над релизом и смыслах документального кино. Дополнительные комментарии — о сотрудничестве «СБПЧ» с брендом Red Bull — дала директор группы Катя Волкова. 


Об африканской сцене и местных музыкантах


Кирилл Иванов

лидер группы «СБПЧ»

Как вы оказались в Red Bull Studios в ЮАР?

Я люблю африканскую музыку, и сделать что-то в Африке было моей давней мечтой. Любое место, в котором ты находишься, влияет на то, что ты делаешь, и мне очень нравится, когда появляется возможность сменить обстановку, куда-то уехать, что-то там записать. В случае с Африкой — важнее всего была возможность проникнуться местным вайбом и поработать с местными музыкантами. У Red Bull по всему миру есть несколько звукозаписывающих студий — в Нью-Йорке, в Берлине, еще в ряде городов, — и вот в Кейптауне есть такая. Red Bull помогли нам организовать поездку, записать альбом, снять клип и фильм. Но все, что связано с организационными моментами, например поиском [местных] музыкантов, мы делали сами. Все, кого мы ни просили, были очень открыты и доброжелательны, с радостью соглашались с нами поработать.
 

Какие были условия сотрудничества с Red Bull?

Red Bull много работает с музыкантами, у них есть программа поддержки. Условие сотрудничества было в том, что мы делаем фильм «African Dream».

Фото: Марк Щедрин

Подробнее о том, как группа начала сотрудничать с Red Bull и об условиях этого сотрудничества читайте ниже. 


На последних альбомах «СБПЧ» уже были слышны африканоподобные мультиритмы. У вас есть какие-то кумиры среди африканских музыкантов?

Что меня все время расстраивало в русском роке, который меня с детства окружал, — это очень грустная, унылая ритм-секция, всегда это все очень [стучит в монотонном медленном ритме] тупо. Мне нравится музыка 70-х, то, каким образом африканская музыка впитала в себя фанк и потом его выплюнула в совершенно другом виде. Например, Уильям Оньябор — нигерийский музыкант, которого переоткрыли на лейбле Дэвида Бирна. Лет пять назад я был на офигенском концерте в его честь в Нью-Йорке: Оньябор еще был жив, но сам уже не выступал. Но там был просто all-star band: сам Бирн, клавишник Beastie Boys, барабанщик LCD Soundsystem, еще куча народа (речь про Atomic Bomb! Band. — Прим. «ИМИ. Журнала»). Они пели его песни — очень трогательные, наивные и при этом очень музыкальные и танцевальные, тягучие. Концерт был в сидячем зале в Бруклине, но все с первых же минут повскакивали и плясали прямо на местах.

Сейчас в Африке делают дерзкую, ни на что не похожую, невероятной скорости электронику на всяких примочках — такой чиптьюн на дешевых синтезаторах, например DJ Katapila, которого издает лейбл Awesome Tapes From Africa. Есть сборники «Музыка сотовых телефонов Сахары». Не говоря уже о конголезской группе KOKOKO!. В общем, в современной африканской музыке огромное количество очень самобытного или не открытого — вот, например, Сэнди Би, чувак, которого тоже переиздавали на европейских лейблах и с которым мы, собственно, записывались в Кейптауне. У меня на полке с пластинками отдельный большой кусок посвящен африканской музыке. Там куча всяких старых пластинок, которые еще до Африки я покупал в Париже. Там есть магазин африканской музыки. Мы все это попытались как-то через себя пропустить, и, надеюсь, это будет слышно в музыке.
 

А в Африке много пластинок купили?

Штук 10, наверное. Например, вот [показывает] — «Radio Freedom»: это как будто запись радиоэфира, где параллельно какие-то крики, выстрелы автоматов. Ведущие рассуждают о сегрегации, потом выступают какие-то партийные лидеры с призывом отменить диктатуру. Дальше — звучат какие-то народные песни, очень крутые. Классная пластинка, мы ее засемплировали и где-нибудь используем. Африканская музыка еще подкупает меня тем, что там много чему можно научиться: есть неожиданные для меня музыкальные ходы, решения, идеи и очень много свободы — вернее, очень мало ограничений.

Фото: Марк Щедрин

У африканской звукорежиссуры есть какие-то особенности?

Мы работаем в Cubase и в ProTools, они работают в Logic — но в общем большой разницы нет. Надо было чуть-чуть подумать над записью перкуссии, потому что много разных инструментов и они по-разному звучат: разная громкость, разная окраска звука. Записывали там хор африканский — семь человек. Шесть местных — и с нами была еще наша подруга Валерия Коган, которая много лет с «СБПЧ» работает: выступает, поет, помогает придумывать вокализы, партии для хора на последних пяти наших альбомах. Но тоже все довольно просто. Мне очень понравилось, что ни со стороны музыкантов, ни со стороны инженеров не было некоего снисхождения: «Вот приехали какие-то непонятные чуваки». Наоборот, все были очень открыты, хотели работать и работали.
 

У африканских инструментов, наверное, какие-нибудь безумные названия. Что-нибудь запомнили экзотическое?

[Смеется.] Там много всякой перкуссии, более-менее нам понятной — бонги, конги, клейвы, но был еще очень классный инструмент — как бы гигантский шейкер, такая огромная авоська, и если ее переворачивать, она издает очень красивый сыпучий звук. Но как она называется, я сейчас не вспомню.
 

В «African Dream» вы выступаете на сцене местного клуба — как это было? 

Это был концерт в небольшом клубе, где перед нами выступала местная инди-группа, а после — музыкант, от которого я фанател, еще будучи в России. Его перкуссионист как раз с нами записывался потом, через несколько дней после этого выступления. 

Концерт был клевый. Люди — там было, наверное, человек сто — понятное дело, ничего не понимали. Но это было очень хорошее испытание, вызов — попробовать заставить их плясать под незнакомую музыку. Мы чуть-чуть болтали по-английски со зрителями, но не делали таких преамбул типа «Сейчас вы услышите песню про девушку и парня». В этом смысле концерт был чистым экспериментом — зрители впервые слышали эти песни, и могли придумать себе что угодно. Примерно так же, как когда я слушаю африканские песни. Ничего в них не понимаю, потому что часто они не на английском. Да и когда они на английском, смыслы текстов иногда тоже непонятны. 

Концерт в Африке — это очень круто, когда еще такое может случиться. Мы здорово время провели, просто улет.

Фото: Dune Tilley

То, как организовываются в Африке концерты, как-то отличается от ситуации в России?

Да нет, так же: быстро делают то, о чем просишь. Вот раньше, лет 10 назад, особенно когда мы выступали в совсем небольших клубах, любое столкновение с местным техником или звукорежиссером было болезненным. В тебя чем-то снисходительно швыряли и так далее. А сейчас все довольно дружелюбны, рады помочь — и там то же самое.

Фото: Марк Щедрин

Возвращаясь к фильму — а у вас не было идеи снять серьезный документальный фильм?

А что такое серьезный? «African Dream» — серьезный. Может быть, по форме это комедия, но там идет речь про очень важные вещи. Я был поражен, когда увидел финальный монтаж: мне кажется, это очень тонко сделанная [режиссером фильма] Антоном Курильчиком штука про творчество. Мы живем в каком-то плену компетенций, что ли, того, что должны быть вокруг какие-то критики, которые скажут: «Вот это крутая вещь, а это нет». И мы все время боимся показаться не крутыми. Это очень интересный вопрос — с какого момента дуракаваляние превращается в творчество и что вообще считать искусством. Где эта грань находится? Мне кажется, это очень важное и тонкое размышление. В этом смысле это довольно серьезный фильм.

В сериале все происходит на самом деле. В нем нет ничего сыгранного нами — но многое из этого было подстроено: мы оказывались в ситуациях, о которых не подозревали. Такого, чтобы мы что-то играли или нам сказали «Сейчас изобразите, что вы на Кубе», не было. Это очень тонкая грань между документалистикой и художественным кино. 

На самом деле, я не знаю, что значит «серьезный фильм». Искусство — это некая попытка реконструкции реальности, ее слепок. Либо попытка конструкции какой-то новой реальности. Мы веселые люди — и серьезные тоже [смеется], разные. И в реальности, которую мы пытаемся сконструировать, мы пытаемся это совместить, чтобы она была как можно более сложной и многогранной — не только веселой или только серьезной. Чтобы она была сложнее, состояла из всего спектра ощущений. Это очень сложная задача: мы всегда пытаемся писать такие песни, которые не были бы просто веселыми, или просто грустными, или просто «сейчас мы вам что-то очень важное расскажем». Мне кажется, чем больше у любого произведения искусства есть возможностей быть прочитанным разными способами, тем оно сильнее и интереснее.
 

Кроме того, серьезный фильм — это вещь исключительно для хардкорных фанатов, кто это вообще смотреть будет? Я никогда в жизни не стану смотреть фильм, как музыканты серьезно записывают альбом. С другой стороны, есть много крутых фильмов про то, как музыканты записывают альбом и происходит черт знает что. Вот Антон Курильчик, когда мы какое-то интервью давали, сказал, что его источником вдохновения был фильм «Долгая дорога домой», про то, как «Аквариум» в Америке записывают альбом, — вот это крутой пример документального фильма. Потому что он разоблачительный, это — уху! — очень бескомпромиссное кино [смеется], если вы не видели, я очень советую.

Я читал про этот период в карьере БГ, но фильм не смотрел.

Он одновременно и очень трогательный, и разоблачительный. Там есть несколько поражающих моментов. Например, два энтузиаста из Нью-Йорка, муж и жена, привозят несколько раз «Аквариум» в Америку. И там есть сцена, когда БГ в Лос-Анджелесе записывается с чуваком из Eurythmics (Дэйвом Стюартом. — Прим. «ИМИ. Журнала») на следующий год после того, как Eurythmics выпустили свой самый хитовый альбом. То есть у него главный продюсер мира сейчас работает, а он стоит на берегу бассейна и рисует маслом пейзаж с церковью — это уже выглядит такой позой, но сделаем скидку на то, что это конец 80—х — начало 90—х и, наверное, это казалось круто. В этот момент ему звонят эти люди из Нью-Йорка, которые потратили свои примерно последние деньги на это, и говорят: «Боря, скажи, пожалуйста, когда же ты пойдешь в студию?», а он отвечает: «Вы знаете, не надо творца торопить, тут все классно, приезжайте, тут бассейн, вы можете искупаться, не напрягайтесь, "chill", расслабьтесь, все клево». Там много таких моментов, когда думаешь: «Ничего себе, как легко можно потерять связь с реальностью».  В общем, это очень интересное кино, в котором, мне кажется, музыканты хотели показать себя крутыми, а вышло как раз совсем наоборот. Кроме того, мне про Gorillaz фильм понравился [«Gorillaz: Reject False Idols», 2019 год]. 

Мне «African Dream» как раз напомнил по настроению «Gorillaz: Reject False Icons».

Спасибо — это большой комплимент для нас. У Gorillaz тоже есть акцент на том, из чего вообще делается песня, этот момент создания «from scratch», из ничего, явление песни. Это тоже фанатское кино, не для широкого круга зрителей — ну и неважно, я фанат, мне очень понравилось. А так, чтобы я посмотрел фильм про то, кто куда съездил, кто что-то записал, и чтобы мне еще было интересно — ну не знаю, я такого не припомню.

Был еще небольшой документальный фильм про вашу поездку в Кейптаун, который [участник «СБПЧ»] Стас Астахов выкладывал в соцсети.

Стас любит снимать. Он во всяких наших интересных приключениях снимает — но это другого типа штука, просто влог. Как мне кажется, его влог очень классно передает ощущения от места: можно просто посмотреть на крутые странные места, где мы были, нашими глазами, без информационной агрессии [смеется].

По этому фильму видно, что вы довольно много посещали выступления местных музыкантов: кто вам там понравился, какой там вообще вайб?

Это небольшой город, но при этом там очень насыщенная культурная жизнь — каждый день проходит какая-нибудь вечеринка. Мне это напомнило, наверное, Тбилиси. Каждый день в совершенно разных местах какой-то показ мод, вечеринка, Диджей-сеты небольшие, не больше ста человек. Один концерт был в оранжерее, потом какой-то был вообще на барже — человек на тридцать. При этом ощущения от этого очень интенсивные. Концерт Сэнди Би был очень веселый, он на этом видео есть. Было выступление довольно популярной в ЮАР певицы Элис Фиби Лу, которая под акустическую гитару поет — вот она в оранжерее выступала.

По какому принципу и как вы находили местных музыкантов, которых привлекали к записи?

Через местных музыкантов — и еще наш менеджер Катя ездила в ЮАР осенью, и у нее уже появилось много местных друзей и знакомых. У нас уже было несколько демо, и мы примерно понимали, чего хотим, в каком ключе. Мы знали, что нам будет нужен хор, потому что у нас много вокализов, плейбеков, допевок, и что будет нужен перкуссионист. И когда мы туда уже прилетели, мой друг Марк Щедрин напомнил про Сэнди Би — мы быстро ему написали, он был в другом городе, купили билет. Все легко получилось, будто само собой, как все классные вещи. Все были очень рады, говорили: «Давай, а когда еще можно будет что-нибудь поделать?» 

Понятно, что подход любого музыканта уникален, но много ли они от себя привносили — в плане импровизаций, например?

Сэнди Би сочинил все партии сам — он радикально изменил характер песен, сделал их лучше. Перкуссионист у нас был очень обаятельный, трогательный старичок. Мы просто включали ему песню, он слушал и говорил: «Давайте я здесь это, это и это». Мы говорили: «Да, супер, давай». Для хора были написаны партии, но и они тоже добавляли какие-то свои идеи. Не было ощущения, что они выполняют наши задания — все было довольно органично. Они были полноценными нашими соавторами.

Обложка сингла «Нежно» — это, конечно, шедевр, как и все работы художника из Ганы Дэниела Анума Джаспера. Вы его увидели на шоу у Конана О’Брайена или и до этого знали про него?

В Кейптауне очень много рукописных вывесок и реклам — как афиши в домах культуры в Советском Союзе, только более красочные и яркие. Мы стали искать там художника, но у нас была такая гора дел, что не нашли. И уже потом Катя через Instagram вышла на Джаспера. Он с радостью согласился и, мне кажется, сделал очень крутую и искреннюю [работу]. Эта обложка — это то, про что фильм [«African Dream»]. Вот это произведение искусства или нет? Вроде бы это очень наивная, простая работа, и кому-то она покажется корявой. Но в ней есть что-то такое, что больше и важнее мастерства. Это нельзя объяснить, это что-то между слоями краски.

@sbp4

Ну и последний вопрос: когда выйдет альбом?

В конце августа или осенью, точно не могу пока сказать. За время карантина мы все дистанционно свели, осталось чуть-чуть его доделать и подготовиться к выпуску.


О сотрудничестве «СБПЧ» c Red Bull и безопасности в Кейптауне


Катя Волкова

директор группы «СБПЧ» 

 

Как «СБПЧ» начали сотрудничать с Red Bull 

Red Bull сотрудничают с музыкантами по всему миру много лет. Поддержка музыки является для компании стратегически важной в разных ее направлениях — например, мы взаимодействуем параллельно с ивент- и медиадепартаментами. В данный момент бренд сфокусирован на создании и выпуске контента. Red Bull TV — это приложение, сайт и даже в Apple TV его можно увидеть. 

Вообще, сотрудничество с Red Bull началось еще в 2019 году, когда «СБПЧ» в рамках Red Bull Music Festival провела 24-часовой концерт в отеле «Рихтер». В 2019-м я предложила эту полубезумную нашу мечту команде фестиваля. Мы ее обсуждали года три, если не больше — это было из серии «было бы клево полететь на Луну», «было бы клево сыграть концерт в течение 24 часов», на таком уровне. 

Этот концерт был продуман до мельчайших деталей. В процессе подготовки, логистики, лайнапа старалась находить время, чтобы разобраться, как работает организм в таких условиях, как сохранить энергию: правильное питание, массажист для группы и так далее. Концерт прошел классно — было много народу, он получил хороший охват в СМИ. Плюс это было что-то по-настоящему новое — а для Red Bull очень важно поддерживать именно новые идеи. Можно сказать, что тогда команда Red Bull в нас по-настоящему поверила. 

Условия сотрудничества, командная работа и гонорар

В октябре 2019 года я впервые приехала в Кейптаун и узнала, что там есть музыкальная студия Red Bull. Предложила группе записывать новый альбом именно там. Все эту идею поддержали, музыканты начали готовить демки к этому периоду, а совместно с командой бренда мы продумывали концерт в Кейптауне и какой контент можно создать за этот период.

То есть в обоих случаях у нас как у группы была идея, мы знали, как ее реализовать и совместно с бренд-командой продумывали интеграцию. Это всегда командная работа.

Например, условие, что мы в рамках работы над альбомом снимем фильм, о котором в интервью говорит Кирилл, мы придумали сами. Ведь нам самим было интересно и снять фильм, и сделать клип, и пошить костюмы у местных дизайнеров, и заказать у местного художника обложку. В целом условия нашего сотрудничества были такими: группа не брала никаких гонораров за участие в проекте, но Red Bull организовали все условия — перелеты, проживание, работу в студии. Звукорежиссер у нас был свой, с местными музыкантами мы договаривались сами. Группа провела в Кейптауне 15 дней.

Стоит ли музыкантам ждать предложений от брендов

Как мне кажется, проблема многих российских музыкантов в том, что они ждут, когда бренд сам к ним придет и скажет, что им делать, а они посмотрят на это и оценят: «Ну хорошо, вот это я могу, а вот за это хочу миллион». На самом деле это так не работает. 

В «СБПЧ» мы постоянно придумываем и реализовываем новые идеи — и нам уже доверяют. Бренды сейчас ищут настоящие, искренние идеи. При этом важно понимать бренд, они вкладывают какое-то количество денег, ресурсы людей, и важно уважать их задачи. 

С другой стороны, многие музыканты даже не догадываются о том, что если они что-то придумают, то это кому-то [из брендов] может быть нужно. Да, люди пишут альбомы, придумывают что-то — но нужно инвестировать время в то, чтобы об этом хотя бы кому-то рассказать. Я слышала комментарии в нашу сторону «ой, а мы тоже хотим в Африку». Ну супер, ребята — так сделайте что-то! Все наши идеи — 24-часовой концерт, поездка в Африку, фильм — мы реализуем, потому что мы в них верим и потому что нам самим это нужно. И мы сами ищем возможности это организовать, а не ждем, когда это само свалится на нас с неба.

Я верю в то, что искренность, уважение друг друга, командная работа, желание сделать что-то по-настоящему новое и удовольствие от процесса лежат в основе всего самого классного. Не исключаю того, что однажды мы сыграем концерт и на Луне — если захотим, конечно.

Фото: Dune Tilley

Ощущения от Кейптауна

С первой поездкой в Кейптаун у меня была история как из какого-то фильма. Мы договорились там встретится с другом из Австралии, купили билеты, он должен был приехать раньше. И вот он прилетает в ЮАР — и через 8 часов его депортируют. Мы («СБПЧ». — Прим. «ИМИ. Журнала») в этот момент были на концерте в Екатеринбурге.  После того как я поделилась с ребятами, что еду в Африку одна, Киря (Кирилл Иванов. — Прим. «ИМИ. Журнала») был первым, кто сказал мне — там опасно, нужно хорошенько подумать, стоит ли ехать туда, еще и на целых три недели. До поездки оставалось дней 10, и каждый день мне рассказывали сотни ужасных историй о Кейптауне: «Туда не ходи, так не смотри, это с собой не бери». У одной знакомой украли все что можно, другой знакомый попал в драку — каждый день был наполнен невероятными историями как из триллеров. И только одни мои друзья с уверенностью сказали, что я кайфану, — им-то я и поверила и невероятно благодарна до сих пор. 

Конечно, в первый день мне было очень страшно пройти 200 метров от аэропорта до такси в темноте. Но буквально через два дня весь страх вымыло океаном. Там очень открытые, дружелюбные люди, очень красиво, килотонна классной и разной музыки. Это удивительный и ни на что не похожий город, он не только самый красивый на этой Земле, но и самый эмоционально заряженный. Благодаря музыкантам, художникам, промоутерам, которых я там встретила, получилось сделать поездку с группой незабываемой и воплотить все идеи. В фильме «African Dream» можно увидеть в титрах список всех ребят, кто нам помогал, — мы до сих пор с ними со всеми дружим. Не терпится вернуться туда снова: это не просто город, в котором совершенно точно не страшно, это город, в котором хочется жить.