Художник Игорь Клепнев — о российском культурном коде, создании обложки в Zoom и работе с западными артистами

Игорь Клепнев делал обложки для Скриптонита, Big Baby Tape, Монеточки, Shortparis, «Казускомы» и других музыкантов. Он также снял клипы «Ай» и «Поэма о родине» Хаски, «Brooklyn» Miyagi & Andy Panda и «спи, человек» масла черного тмина. Сегодня у других больших российских артистов — группы Shortparis — вышел альбом «Яблонный сад». И обложку для него тоже сделал Игорь. 

Мы поговорили с художником о работе с российскими и западными музыкантами, творческой свободе и важности обращения к местной культуре. 

Раньше ты делал фэшн-съемки, но теперь тебя знают как художника музыкальных обложек. Как случился этот переход? 

Мне не близки ритм и подход, который чаще всего бывает в глянцевых изданиях: люди просто работают и выполняют техническое задание. У них нет времени и внутреннего запроса на творчество, на поиски. И в целом, я считаю, если художник хочет быть автором, а не ремесленником, работа с референсами для него губительна. Тебе навязываются определенные решения, и получившийся материал в меньшей степени зависит от тебя. А это всегда неправильно: чем больше ответственности на авторе, тем больше у него свободы, тем больше он может себя выразить. Когда я понял, что не могу показывать 80% своих съемок для журналов, мне стало не по себе. 

В работе с изданием или чем-то коммерческим результат твоего труда просто куда-то уходит, и ты, может, даже и не вспомнишь о нем. А музыка остается. Я всегда любил музыку — это мой первый и основной источник вдохновения. В работе с музыкой я вижу больше пространства и свободы для себя. Артист доверяет мне, мне не нужно спорить о чем-то, идти по чьему-то мудборду и удовлетворять запросы журнальных рекламодателей. 

Как у тебя устроена работа с музыкантом: на время съемок вы становитесь творческой парой или двигаетесь по одиночке?

Всегда по-разному, и в этом основной прикол рабочего процесса — всегда разный ритм и разные рамки. Я задаю музыканту направление, слышу какой-то фидбэк. Обычно я говорю про ощущения, меньше всего концентрируюсь на технических вещах. Мне важнее оставаться в пространстве концепции, образа, ведь в этом пространстве и существует музыка. Так я и начинаю диалог. 

Как тут не нарушать творческую свободу друг друга?

Основа работы — понимание и диалог. Часто я сталкиваюсь с очень вдохновляющим доверием, это самое важное. Когда не бывает никаких правок, а я просто слышу: «Круто, мы берем». В таком формате проходит большая часть моей работы. На самом деле, артистов, с которыми я сотрудничаю и взаимодействую на подобном уровне, единицы.

Во время работы я хорошо исследую и себя, и артистов, и музыку, и в целом то пространство, в котором нам хотелось бы оказаться. В финале я всегда удивляюсь тому, куда меня закинула идея, как все в итоге сложилось. То есть какая-то работа снимается за тридцать минут, что-то происходит за восемь месяцев, что-то — за полгода. И это всегда сюрприз. Вот это ощущение совместного опыта, предвкушение того, куда мы идем и что нас ждет, — оно самое классное.

С кем из музыкантов ты смотришь в одном направлении?

Наверное, уже стало заметно: Хаски, Мияги и Andy Panda — ну они мои друзья в первую очередь. Также с маслом черного тмина. Еще мне очень комфортно с Shortparis. Со всеми ними все происходит на серьезном доверии, на одной волне. У этих проектов, как правило, не бывает долгих обсуждений, то есть мы просто берем и делаем — в суперрасслабленном для всех ритме и формате. И это то, что можно назвать творчеством. 

Свою первую обложку ты сделал для альбома Кравца «Плохой романтик». Это так?

Нет, это просто первая из тех, что я выложил. Все произошло гораздо раньше, но я не хочу ассоциировать эти работы с собой. Это не плохо, просто уже не мое.

Я понимаю, что прошло уже много лет, но, может быть, сейчас ты захотел бы что-нибудь в ней изменить?

Нет, по-другому я бы вряд ли ее сделал. Мы с Кравцом вышли прогуляться по району, зашли под мост и сделали кадр. На тот момент это было нормально для меня. Но мой опыт сейчас требует более радикальных испытаний.

Я всегда хочу выходить из зоны комфорта в таких вопросах. Если я сделал что-то новое для себя — в плане формы, технических или композиционных приемов, — я засчитываю это себе как опыт. Мне важно не допускать понятных решений, и я не вижу смысла двигаться по-другому. Когда я знаю, что делаю, мне всегда становится скучно. Я решил, что больше никогда не буду делать что-то на территории комфорта, на территории понятного для себя решения. Мне это противопоказано.

Тот момент, когда ты начал снимать клипы, — это выход из зоны комфорта?

На самом деле, я всегда параллельно снимал и клипы, и фото. Это разные инструменты, разные формы, разные территории для выражения. 

Когда я приехал в Москву из Владикавказа, я сразу снял клип для крупных артистов. Сейчас бы я не хотел ассоциировать себя с той работой. Тогда я понял, что мне не нравится их музыка — причем настолько, что я покалечу свой вкус, если буду с ней взаимодействовать дальше. Поэтому я не занимался видео несколько лет.

Поворотной стала съемка с Мияги — моим давним другом, он тогда показал мне свой прорывной трек «Дом», на него мы сняли клип в Китае. И вот я увидел, что я могу снимать один, в условиях, когда просто играет песня с айфона. И то, что мы сняли, сработало — для Мияги в первую очередь. Тогда я не подписался под этой работой и только позднее начал искать возможности для выражения своих мыслей и ощущений в видеоформе. Поэтапно пришел к тому, что могу заниматься видео спокойно: понимаю производство, знаю, как и что делать.

В любом случае меня должен цеплять материал. То есть я не ресерчу и не ковыряюсь с отсылками, а сразу понимаю, могу ли я что-то снять на это или нет. Как будто трек сам выбирает меня. Поэтому я не снимал еще «коммерческие клипы», и мне не очень хочется это делать. У меня трепетное отношение к работе, очень личное, и я просто всегда жду материал, на который я могу запрыгнуть и предложить работающее решение.

А как ты себя определяешь — режиссер, фотограф или художник? 

Я не считаю себя фотографом или режиссером. Зная многих режиссеров и то, как они общаются, зная их фундаментальное влечение к кино, я понимаю, что у меня такого нет. Я не могу долго обсуждать одну сцену или смаковать какой-то диалог, у меня нет азарта, с которым они это делают. Так же с фотографами. Я вижу, что создают люди в моем окружении, это как будто бы про меня, но все же есть некое разделение. 

Я больше исследую искусство, дизайн, архитектуру, изучаю другие дисциплины. Я вообще не слежу именно за фотографией, скорее изучаю наследие серьезных авторов из смежных областей. Там есть много решений, подсказывающих или показывающих новые инструменты или фишки.

Кто в России круто снимает обложки и клипы?

Антон Рева, Женя Бакиров, Найшуллер, Олег Трофим, Анатолий Шабалин. Парни Айсултан Сеитов, Ладо Кватания еще и мои близкие друзья. Саша Сахарная невероятно продуктивная, вообще не понимаю, как она там рубится просто бесконечно. От клипа Димы Масейкина «Бесконечный магазин» я прямо орал, я позвонил ему и минут двадцать, как сумасшедший фанат, визжал в трубку. Потому что три человека просто сели за компьютеры и по итогу всем взорвали мозг. То есть надо понимать, при помощи каких бюджетов и ресурсов такие результаты появляются, и в нашей стране это невероятно.

Те, кто работает у нас с музыкальной индустрией, за последние три года вышли на качественно другой уровень, это неоспоримо. Суперкруто, что наконец-то можно вообще об этом говорить. До появления таких ребят я думал: «Ну это дичь, чистый ад, куда мы идем».

Какова вероятность, что ты будешь работать с начинающими артистами, у которых еще нет имени?

Я изначально работал с начинающими артистами, а потом они становились звездами. И Мияги, и Хаски, и масло черного тмина. Когда я делал им клипы, у них не было широкой аудитории. И сейчас я открыт к творческим предложениям — можно написать мне, например, в инстаграм. 

Как ты познакомился с Хаски и маслом черного тмина?

Я просто написал Хаски, когда наткнулся на клип «Пуля-дура» и понял, что с точки зрения визуала потенциал этого музыканта несоизмеримо больше показанного. «Мне кажется, я могу что-то сделать для тебя» — так выглядело мое сообщение. Мы познакомились с Димой, я снял ему клип «Ай» и первые фотографии. 

Потом Дима мне показал Айдына (масло черного тмина. — Прим. «ИМИ.Журнала»), у него была примерно тысяча подписчиков. Я не сразу понял его особенность, но когда мы встретились, все стало очевидным. Все знакомства случались естественно, не могу сказать, что помогали какие-то связи.

Как музыканту, у которого пока нет имени или бюджета, искать себе команду для клипа и фото? 

Если человек делает достойный материал, его найдут. Если это действительно отличающаяся музыка, а не копия копии еще одной копии. К сожалению, в России не так много людей осмеливается работать с местным культурным кодом. Мне очень хочется, чтобы происходили качественные изменения в отношении этого. 

Культурный код сильно размывается из-за естественных процессов глобализации. Но я верю, что наши артисты в самое ближайшее будут на мировых сценах. Это уже происходит, и только если они начнут работать со своими корнями, у них появятся еще более серьезные масштабы. У музыкантов, с которыми я сотрудничаю, есть что-то свое. Я вижу в них это и просто стараюсь эту уникальность доформулировать — закрепить визуально. Посмотрите на Хаски: вряд ли можно его сравнить с другим артистом. Может быть, по настроению он с кем-то перекликается, но буквально такого же не найти.

А как музыканту эту уникальность в себе обнаружить? 

Если б я был Риком Рубином, я б дал какой-то совет, но я не Рик Рубин. Могу порекомендовать только работать со своим ощущением, доверять вот этому странному чувству внутри и верить, что, может быть, оно сработает. Только отчаянно исследовать себя и самообразовываться, отдаваться делу и ремеслу.

Со многими российскими музыкантами я не могу работать. Часто все это выглядит как косплей, как игра в переодевание, это не поиск, не сборка себя с нуля. Когда артист пытается что-то копировать, от кринжа аж больно. И, наверное, помочь музыканту или творческой единице в целом может только обращение именно к себе, к своему опыту, к своим корням, к своей культуре. 

Но музыкант не должен искать команду, команда должна найти его сама. Люди должны понимать, в чем ты уникален, каков твой посыл, что ты пытаешься донести. А если ты будешь просто пересказывать чужие песни, переводить чужие треки, адаптировать их, команда придет, чтобы заработать денег, и потом сменится не один раз.

Как ты относишься к новым рэперам вроде Soda Luv, Mayot? Они косплееры, или в них есть что-то самобытное?

Представим, что в Штатах из-за тиктока станет популярна лезгинка. И мы увидим, как в Комптоне, Бруклине или Гарлеме ее танцуют. Но мы ведь не скажем: «Не, ну это тру!» — они же даже не пробовали шашлык. Думаю, эта параллель отвечает на твой вопрос.

Сегодня вышел новый альбом Shortparis — «Яблонный сад». Ты делал для него обложку — как это было? 

Это зум-обложка. Пятнадцать человек выскочили в поле под Питером, чтобы созвониться со мной по видеосвязи, а я делал скриншоты, сидя в Лос-Анджелесе. Это какое-то безумие. Получилось круто, нравится и мне, и им.  

Ребята привезли в поле огромное количество яблок, целую тонну, выгрузили их. Я проснулся в полпятого утра по Лос-Анджелесу, в Питере — примерно шесть вечера.

Композицию мы выстроили по зуму (подобного я еще не делал). И я думаю: «Если сейчас у них выключится интернет в поле, это будет не самый приятный момент», — сдавать обложку надо на следующий день в двенадцать дня, чтобы успеть все отгрузить на стриминги. А они год писали этот альбом. Мы делали разные кадры, я снимал все на ноутбук, параллельно редактировал в фотошопе и сразу отсылал варианты в телеграм. Конечно, от этого опыта я офигел.  

Как вы готовились к этой съемке?

Мы общались с Колей (Николаем Комягиным, вокалистом и сооснователем группы Shortparis. — Прим. «ИМИ.Журнала») еще прошлой осенью. Обычно когда он начинает разговаривать со мной об искусстве, то закидывает меня фамилиями, и мне постоянно приходится гуглить — настолько серьезно он в этом разбирается. И мне всегда нужно предлагать ему очень конкретные вещи — в диалоге с ним у меня нет слова «попробуем».

Альбом должен был выйти в феврале. Мы периодически обсуждали его настроение, думали, что бы это могло быть. И Коля все время говорил: «Сейчас-сейчас, мы пока пишем». И я такой: «Ок, когда что-то будет формироваться, просто накидывай мне, чтобы я хотя бы думал об этом». В итоге я улетаю в Лос-Анджелес. И в один момент Коля мне сообщает: «Через пять дней надо сдать», — и я такой: «Что?! Подожди, дай хотя бы послушать». Коля скидывает треки, дает стихотворение Есенина, и там: «Я покинул родимый дом, / Голубую оставил Русь». Я стал нащупывать тему, и в итоге мы пришли к тому, что я ухожу с двумя вариантами названия, возвращаюсь с эскизами и на созвоне насыпаю ему образы. Далее мы рендерили эту обложку в формате диалога. По моим ощущениям, она должна очень хорошо работать. 

Вообще, со стороны Коли всегда бывает нежданчик. Я делал для Shortparis обложку альбома «Так закалялась сталь», и он попросил меня об этом за полчаса до начала съемки. Я говорю: «Я же не слышал ничего, не знаю, что я буду делать». А он просто: «Вот флаг — и все, делай».

Если продолжать разговор про свежие работы: неделю назад вышел сингл Хаски «Невидимка». Для него ты тоже делал обложку.  

Это моя любимая обложка для него. Я больше в ней вижу себя, чем в других работах для Димы. Короче, как-то особенно это чувствую.

И если говорить про «Хошхоног» Хаски, я тогда слышал демки, альбома еще не было, но я увидел этот образ, зафиксировал, мы его с Димой проговорили. Потом Дима писал релиз, название менялось, но этот образ сохранялся. И хотя, по сути, от идеи до реализации прошло семь месяцев, та обложка просто выскочила сама собой. 

И каждый раз, когда я потом вижу «Хошхоног» в Spotify или в Apple Music, я думаю, что это важная история, связанная с моим опытом общения с артистом. Как правило, потом я не слушаю музыку тех, с кем работаю: они же в первую очередь мои друзья. Нет такого, что я где-то гуляю или куда-то еду и такой: «М-м-м, моя любимая песня». Моя задача — помогать музыканту визуализировать образ, который заложен в атмосфере звучания, и из этого уже рождается синергия. 

С какой музыкой у тебя есть связь и с кем из мировых артистов ты хотел бы поработать?

Я вырос на соуле, фанке, ар-н-би и правильном хип-хопе. Тех, кто является столпами внутри этой культуры, я слушаю большую часть своей жизни, с детства.

Я бы хотел поработать с Кендриком, Канье, Фарреллом Уильямсом, Эрикой Баду, Madlib, вот с MF Doom не успел — очень жаль, конечно. С Childish Gambino и Tyler, the Creator. Ну, наверное, с Jay-Z. Из тех, кто мне прям супернравится и я понимаю, что это мое, — Фрэнк Оушен. Ну, Маккартни я бы дал просто салам чисто за все. Kid Cudi, Skepta, BadBadNotGood. Kaytranada тоже мне суперблизок. 

Как связаться с теми, кто тебе близок? 

Ну вот я сейчас в Лос-Анджелесе. Кому-то из артистов, с которыми я хочу поработать, пишу сам, а с кем-то мне помогает знакомиться мой друг, режиссер Айсултан Сеитов. Многие мне уже ответили. То есть я просто отправил сообщение Теофилиусу Лондону: «Йо, я в Эл-Эй», — а он ответил: «Круто, подлетай на студию». Здесь у меня нет имени, есть только мои работы. Недавно я снимал Винса Стейплса. Режиссер нового клипа Винса позвал меня на съемки, там я и познакомился с артистом. Я показал кадры, которые сделал в Москве для его друга Эрла Свэтшота несколько лет назад, а потом мы провели небольшую фотосессию, пока у Винса был перерыв.

В этом информационном поле вообще не существует Москвы. Помогает только мое портфолио. В первую очередь надо понимать, что, если ты обращаешься к автору, ты тоже должен быть автором. За тебя должен говорить твой продукт, твой материал.

Сейчас пришло наше поколение художников — клипмейкеров, фотографов, — которое первым пробивает стены. То, что происходит в России, уже заметно и здесь, наших людей знают и в Лос-Анджелесе. Ты общаешься в Москве с друзьями, потом приезжаешь на другой конец планеты, а их тут знают — за счет работ. Не потому, что у них есть связи, а потому, что они круто делают. 

А твой опыт работы с Лил Пампом — возможно, это помогло тебе найти какие-то контакты на Западе? 

Рассказы о тебе не помогут, в этом вся честность. Я считаю, что я как художник вообще не должен продавать себя, мне нужно просто показывать свои работы. Проекты должны открывать все двери. Тут не может быть каких-то сложных механик и связей. Ты можешь быть двоюродным братом Кендрика Ламара, но если ты делаешь посредственную дичь, это не даст тебе возможности с ним поработать. 

Магия происходит, когда ты полностью вкладываешься в свое дело и безоговорочно ему отдаешься. Если ты где-то тусуешься, улыбаешься кому-то, это может куда-то тебя привести, но далеко не протащит. 

Все так очевидно, что мне даже неловко об этом говорить. Нет никакого совета, надо просто долбить, максимально искренне и максимально бескомпромиссно относиться к тому, что любишь, и делать что любишь. Важно стремиться только к этому чувству.