Илья Лагутенко — об онлайн-резиденции для музыкантов PSV Bootcamp

Осталось несколько дней до окончания приема заявок в онлайн-резиденцию PSV Bootcamp, которую делают группа «Мумий Тролль» и американский фонд PSV при поддержке ИМИ. Мы поговорили с Ильей Лагутенко об онлайн-образовании для музыкантов, умении предсказывать тренды и поисках нового Элвиса.

— Вы  начинали в 80-х, когда не было не только резиденций для музыкантов, но и много чего другого, привычного сегодня. Кто в те годы был для вас ментором? Чьи советы на старте карьеры помогли вам?

— Слушайте, здесь невозможно ничего сравнивать. Вообще, если отвечать на этот вопрос, я не знаю. Я вам честно говорю: все вокруг меня способствовало тому, чтобы желания заниматься музыкой и интересоваться ей не появилось вообще. Кроме записей, которые были дома, причем совершенно случайных — от Элвиса Пресли до оркестра Поля Мориа, от Высоцкого до Джона Леннона. Почему эти записи присутствовали у моих родителей? Я не знаю. Более того, они сами не знали. Кто-то что-то дарил, кто-то оставлял…

Я до сих пор помню, что в детстве у меня была кассета рок-оперы «Иисус Христос — суперзвезда», но только, по-моему, вторая часть, а не первая. Кто такой Иисус Христос и почему он суперзвезда, меня вообще не волновало. Я принципиально, как советский пионер (произносит «пионэр» с явным акцентом на второй слог. — Прим. «ИМИ.Журнала»), взращенный атеист, принципиально не знал, что это такое. Но сама идея рок-оперы меня настолько увлекла, что мы в составе так называемой рок-группы с моим соседом по лестничной площадке решили: будем записывать рок-оперу, ни больше ни меньше!

При этом мы не умели играть ни на одном музыкальном инструменте, не знали, как сочинять песни. За один день мы записали целое полотно. Как сейчас помню: марсоход улетал на Марс, там он встречал марсиан. Они вели какие-то легкие конфликты, разрешали и возвращались за землянами. 

Поэтому менторов не было. Мы вылавливали крупицы информации — в прессе, между строк. Помню, была разгромная статья про группу Kiss, которая не только исполняет песни, но еще рыгается огнем. Я встречал единомышленников, но это все какие-то рок-клубные движения. Поверьте, в моем родном городе Владивостоке рок-музыка не была поголовным массовым увлечением: этим занимался десяток-другой человек. То же самое, что сейчас какой-нибудь обычный аккаунт в соцсети, где у вас будет 10–50 ваших честных ненакрученных последователей, которые реально будут разделять ваши мысли: близкие, друзья и так далее. Все работало исключительно на поддержке сочувствующих или людей, которым просто нравилось: ой, давайте я тоже с вами поиграю на гитаре. 

Может быть, поэтому я всегда говорю, что песни, которые я писал в 13 лет и в 27 — когда группу «Мумий Тролль» более-менее все-таки узнали в стране, — особо ничем не отличались. Старые песни сейчас можно послушать: вы поймете, что песни те же самые, только чуть-чуть по-другому записаны. (Смеется.) 

Почему тогда никто на нас не обратил внимание, а потом обратили? Я не знаю, но вот… На самом деле это довольно серьезный вопрос, про менторов. Конечно, лучше бы человек узнал, как играть на пианино, на гитаре, на барабанах и даже за диджейским пультом, чем терять время на то, чем мы занимались в школе, или в армии (разборка и сборка автомата Калашникова, марши по плацу до обалдения). Если человек предрасположен к музыке, он сам придет к ней и разовьет свои навыки, просто, возможно, с помощью ментора это случится быстрее.  

— Как вообще возникла идея создать резиденцию на базе Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе?

— Идея резиденции возникла давно. Она связана с деятельностью Дэвида Макфадьена, который для узкой прослойки интересующихся музыкой создал ресурс Far from Moscow, где он многие годы собирает буквально всю независимую музыку постсоветского пространства. По большому счету это самый большой архив местной музыки, собранный в одном месте, и уникальная вещь.

Я знаком с Дэвидом очень давно — больше десяти, наверное, лет. Мы пытались с ним делать в свое время фестиваль Far from Moscow с базой в Университете в Лос-Анджелесе. Мы делали мероприятия, чтобы представлять местной публике русскоязычную сцену. Эти события всегда наталкивались на отсутствие даже не финансирования, а нашего понимания того, как эти идеи двигать в массы; как сделать так, чтобы русскоязычная музыка стала известна широкому слушателю, который и так перегружен местной информацией. Я про слушателя североамериканского и латиноамериканского рынка, они не готовы воспринимать даже Западную Европу, не говоря уже о Восточной. 

Таким образом мы эволюционировали в идею, скажем так, писательских резиденций и двигались в этом направлении. Опять же, пандемия где-то тут нам помогла, потому что появилось больше людей, понимающих, как весь этот онлайн-мир может быть устроен.

Более того, похожие экспериментальные резиденции были проведены так называемой Гильдией сонграйтеров в США. Она отработала этот формат: когда люди удаленно даже пишут музыку и песни. Это позволило нам сформировать такую программу, где людей будут не только, скажем так, менторить и учить. Мы сделали программу из трех частей. 

Первая часть — обучающая («Cонграйтинг»): умные дяди-тети с опытом в музыкальном бизнесе будут рассказывать о том, как делать песни. Мы провели много бесед непосредственно с музыкантами и в Америке, и в России с вопросами о том, в чем был бы идеальный вариант работы. Благодаря этим беседам мы вывели для себя такую формулу, что идеальный вариант работы — когда есть вариант коллаборации музыкантов, которые абсолютно не знают друг друга, вышли из разных сред, но готовы сделать что-то вместе. Мы делаем эту часть программы вместе с Гильдией сонграйтеров.

Вторая часть, совместная с университетом UCLA, — образовательная («Маркетинг»). Она больше будет интересна людям от менеджмента, тем, кто управляет административными процессами. Но также она может быть полезна и тем музыкантам, которые уже вышли из чуть подросткового музыкантского положения «я только творю, а вот вы делаете все остальное». К сожалению, лучшие примеры сегодняшнего дня показывают, что лучше дела идут у того, кто полностью понимает процесс, от А до Я, то есть от того, как работает доставка пиццы в студию до того, как перераспределяются роялти и так далее, и еще при этом сам поет и сочиняет песни. 

Третий этап нашей резиденции, возможно, самый интересный для музыкантов — это «Синхронизация». То есть размещение ваших музыкальных произведений в рекламе, кино и так далее, что сейчас является важной частью монетизации творчества, особенно для студийных музыкантов, которые не особо увлечены турами вообще. Это довольно специфическая ниша для работы музыканта, но она может привлечь не только хорошую такую рекламу вашего творчества, но и стать частью дохода.

Что такое синхронизация и как на ней зарабатывать

— Я посмотрел список преподавателей и увидел там людей, которые работали с очень большими именами. Почему именно они? Вы сами отбирали преподавателей?

— Я уже говорил, что этот список мы сформировали на базе Гильдии, которая работает с UCLA. Потому что фонды Far from Moscow и Pacific Sound & Vision, которые выступили организаторами мероприятия, связаны именно с университетской академической работой, там наши основные коллеги.

— Существует распространенная претензия: настоящим талантам курсы, резиденции не нужны — сложно найти историю большого музыкального успеха, которая начинается с того, что начинающий музыкант поучаствовал в резиденции. Вам есть что на это возразить? 

— Знаете, я, наверное, не буду развеивать никаких претензий. Единственное скажу: то время, которое вы смотрели в потолок (а, поверьте, два часа в неделю — это не много для самообразования), лучше было все-таки потратить на то, чтобы послушать умные мысли, они бы вам пригодились. 

Более того, в данном случае это не только умные мысли, это опять же еще и непосредственная работа, уровень умения работать с другими людьми, который все равно так или иначе пригодится вам. 

Знаете, многие люди не могут сработаться даже в студии с людьми из одного двора, поэтому такая работа уже большой челлендж для них. А теперь попробуйте поработать с людьми, которые со двора на другом континенте! Я убежден, что именно взаимопонимание артиста, звукорежиссера, музыканта, певцов, поэтов дает те результаты, которые живут с нами, которые мы слушаем долгие-долгие годы. 

У меня есть, кстати, еще одно замечание к вашему комментарию: засветиться и стать популярным гораздо проще, чем остаться в своем любимом деле на многие десятки лет. Чем раньше вы будете знать о каких-то внутренних деталях профессии, тем лучше: это вам пригодится на долгие годы.

— Доводилось ли вам учиться у больших мастеров на более позднем этапе карьеры?

— Конечно, интересно послушать опыт друзей, других людей. Да, судьба сводила меня с людьми, которые участвовали в записи работ, произведших на меня большое впечатление. С некоторыми из них мы стали друзьями; конечно, было интересно послушать, как они делали музыку тогда.

Но должен вам сказать: если пытаться черпать энергию для вдохновения, то я нахожу ее не в рассказах ветеранов, а в молодежи. Тех людях, которых я не слышал. Тех, кто, может быть, уже и родился после того, как я выпустил свой дебютный альбом. Но когда я понимаю, что мне нравятся песни или выступления артиста, которому лет тринадцать, пятнадцать, двадцать, это для меня как человека и музыканта самая большая радость и откровение.

— Откуда у вас на протяжении всей карьеры желание двигать, подсвечивать других музыкантов, помогать им, рассказывать о них?

— Единственный ответ на этот вопрос в том, что я не скрываю: я — музыкант ненастоящий, до сих пор на музыкальных инструментах толком не научился играть, и группу «Мумий Тролль» я создавал просто как свой ответ слушателям, меломанам. То есть передо мной были группы. Где-то мне нравились песни, но мне не нравилось, как люди выглядят. Где-то нравилось, как музыканты выглядят, но им не хватало песен, ради которых я с удовольствием ходил бы на концерт. На некоторых музыкантов я не ходил, потому что я на них физически не мог попасть — условно, в советских реалиях, с закрытыми границами. Может, там где-то и выступает ваша любимая группа, но вы просто не можете попасть туда. 

Я был в такой ситуации. Откуда взялся «Мумий Тролль»: я решил для себя сделать такую группу, где бы мне все нравилось. Где мне бы нравился стиль, песни, потому что я как бы управлял направлением этого стиля, играл эти песни на сцене с друзьями. Где я бы участвовал в этой группе и был готов поделиться [ее музыкой] со своими друзьями: да, нас не так много, но есть готовность что-то создать... 

Опять же, когда случилась громадная — как хотите, так и называйте — популярность «Мумий Тролля», я всегда думал: а что же в этом такого специального и специфического? Куда вы смотрели 15 лет до этого? 

И вся задача была в следующем. Наверное, где-то было мое объяснение: теперь, когда вы поняли, что группа из ниоткуда, из Владивостока, действительно может привлечь ваше внимание, наверное, это откроет дорогу другим музыкантам. Потому что все поймут: ах вот оно, оказывается, как все просто! Это не история столичных культовых стильных групп, это не история какого-нибудь «Ласкового мая» или «Комбинации», эксплуатирующих специальные жанры, — это совершенно другое! Пожалуйста, ворота открыты, добро пожаловать! 

Но вышло так, что «добро пожаловать» особо не случилось, до сих пор так называемая независимая музыкальная сцена не может шагнуть выше. За последние пару десятилетий немного примеров большого успеха на российской независимой сцене, чтобы раздвинуть эти рамки. А мне хотелось бы.

— Вам обидно из-за этого?

— Уже нет. Обидно было, наверное, лет десять назад, когда именно я пытался убедить всех промоутеров в том, что не надо свой бизнес выстраивать исключительно на больших именах. Говорил: вы должны вкладывать в новые имена, в новых артистов. Именно это даст развитие всей нишевой индустрии, и тогда что-то из нее может получиться. Ну вот как-то почти благотворительные проекты ни на кого не оказали влияния, и мы получили в итоге то, что имеем. 

Я часто привожу дурацкий пример: все эти «Фабрики звезд» и их аналоги в России и в Южной Корее были запущены примерно в одинаковое время. И, скажем, то, что выросло в Южной Корее из этого всего, мы прекрасно сейчас видим. Нравится нам или нет, феномен K-pop — это мощная творческая креативная индустрия. Какое наследие всего этого осталось у нас, мы можем пересчитать по пальцам.

— С 2013 года вы делаете фестиваль V-Rox во Владивостоке. Как вы оцениваете его достижения?

— Достижения хороши, перспективы туманны. Я думаю, то, что нам удалось его проводить в том или ином виде на протяжении последних семи лет, — это большая заслуга. Именно за вот эти там пять-семь лет у нас сформировалось поколение людей, которым был дан уникальный шанс не только увидеть известных музыкантов, но и пообщаться друг с другом, выстроить собственные проекты. 

Это касается и музыкальных направлений, и бизнес-подходов. Думаю, что нам удалось создать местечковый, локальный вариант шоукейс-фестиваля, который сделал хорошее дело и показал, что в городе есть люди, которые этим интересуются. Да, даже в масштабах города это не стало частью местного культурного кода или экономики, то, о чем я мечтал — сделать аналог шоукейс-фестиваля SXSW в Остине, где город поставил себя на карту мира благодаря съезду независимых музыкантов в течение нескольких десятков лет. Обратная сторона медали состоит в том, что когда подобные мероприятия слишком зависят от экономической ситуации в отдельно взятом месте, то со спадом экономики идет спад и всех культурных начинаний. Иногда их на каком-то уровне поддерживает государство, но в нашем случае этого практически нет.

О чем важно помнить, участвуя в шоукейс-фестивалях

— Вы часто открываете для себя новые имена из неочевидных стран? 

— Да, знаете, есть у меня такая слабость. Единственное, что это задача очень усложнилась за последние несколько лет в связи с тем, что сейчас ты можешь протянуть руку в любую точку планеты и исследовать все там благодаря стриминговым сервисам.

Если 10–15 лет назад я ехал в какую-то страну, шел в местный музыкальный магазин, покупал кассеты, CD карибской или юго-восточной музыки в Таиланде или Камбодже, Доминиканской Республике, происходили открытия — благодаря контакту с местным населением и местной культурой. Такие открытия впечатляют и вдохновляют меня не только как автора своих собственных песен, но и как человека, пытающегося познать мир. 

Сейчас, как я говорю, это гораздо проще, да, и тут просто нужно настроиться на волну. «Ну что у нас сегодня? Поговорим об Аргентине, например?» — и ты пускаешься в это путешествие. Но, конечно, объем этой информации невозможно постичь. Что говорить о других странах: даже российский музыкальный ландшафт сегодня — это совершенно новый мир. Это сродни какой-то компьютерной игре, где открываются новые уровни для тебя. Ты туда попадаешь — и там, оказывается, столько людей с незнакомыми тебе фамилиями, у которых нет никакой истории. При этом в соцсетях у них миллионы слушателей. Это, безусловно, очень интересно. Это раскрывает тебе глаза на мир и границы понимания того, что происходит, но, с другой стороны, запутывает. 

Ты понимаешь, что у тебя под боком столько интересной информации, в том числе музыкальной — и как нам с этим разбираться? И зачем нам с этим разбираться? Да и нужно ли с этим разбираться? Вот тут возникает, конечно, очень много вопросов. С одной стороны, мне как человеку, который глубоко зарылся в эту музыкальную индустрию, нравится находить интересные моменты, которые меня вдохновляют.

Но я думаю, что можно и как-то просчитывать условные тренды, популярность того или иного стиля, чтобы выстраивать карьеру. В этой связи существует очень много подходов. Наверное, для этого мы с вами сейчас разговариваем, чтобы помочь понять это. Такие организации, как ИМИ, наверное, тоже пытаются ответить на все эти вопросы. 

При этом мы всегда держим в уме: где тот следующий большой артист, который сможет нас всех заинтересовать? Где этот следующий Элвис Пресли, Майкл Джексон?

— Судя по всему, стриминг-революция не обошла вас стороной? 

— Произошло большое изменение в привычках потребления. Двадцать лет назад одной из моих жизненных привычек был поход в музыкальный магазин: я мог провести там несколько часов, я считал, что мне это необходимо для повышения моих профессиональных качеств. Я стоял в магазине, слушал эту музыку часами, выбирал пластинку, которая действительно мне западает в душу и за которую я готов отвалить какое-то количество немалых денег из своего бюджета, чтобы она осталась со мной. 

Я всегда слушал радио, где для тебя играет бесплатная музыка. Ты прислушиваешься к следопытам от музыки, советам бывалых, диджеям. А сейчас вроде получилось так, что открыто все и у тебя есть все. 

И действительно, сейчас стоит сложная задача: а насколько ты доверяешь этому алгоритму, который выбирает музыку для тебя? То есть, с одной стороны, базируясь на том, что ты слушаешь, стриминги могут тебе подкидывать какие-то советы. С другой стороны, я для себя понимаю: мне не нужно, чтобы они мне подкидывали советы, базируясь на той музыке, которую я слушаю! 

Я хочу для себя узнавать что-то новое — а вот как машина узнает, что нового подкинуть Илье Лагутенко, чтобы ему понравилось и эта музыка стала еще одним его другом по жизни? 

Заставь меня написать такой алгоритм — я не пойму, по каким принципам вообще мне нравится та или иная музыка. Поэтому я становлюсь каким-то гибридным слушателем. У меня есть музыка последних десятилетий, с которой я рос, она стала мне близкой. С другой стороны, есть музыка, которую я в свое время для себя не открыл, а теперь могу — это какая-то нишевая музыка, не знаю, скандинавский прог-рок 80-х годов, японская эмбиент-музыка 70-х. 

Плюс, конечно, новая музыка — это мой спортивный интерес: а что же сейчас происходит? Почему именно такие песни на общем небосводе? Почему хэви-метал 20-го года нашего столетия звучит как отчаянный поп-треш 80-х? Там, где определенные жанры должны были радикализироваться — рок должен был стать еще острее, тяжелее, быстрее, — все откатывается совсем в другую сторону. Это, конечно, связано с технологиями игры на музыкальных инструментах. Мир становится больше и интереснее. 

Объять необъятное невозможно: из-за этого мы, наоборот, пытаемся выбрать для себя небольшую тропинку, по которой нам интересно идти, вместо того чтобы ехать по огромному хайвею, где миллион всего разного. 

— Может быть, это и есть ответ на ваш вопрос о том, где новый Элвис Пресли, новые большие звезды?

— Честно признаюсь, не могу понять ответа на этот вопрос. Как бы ни говорили музыкальные эксперты, критики, продюсеры, которые якобы предвосхищают ситуацию, задают тренды, мне кажется, что вещи, которые в какой-то момент становятся очень актуальными и большими, получаются таковыми не по написанным планам. Это комбинация непредсказуемых вещей, зависящая от таланта автора, от состояния сцены на данный момент. 

Вспомните: еще буквально два года назад мы оценивали популярность артиста так: ну, подумаешь, у тебя сто миллионов прослушиваний в интернете, а вот ты выйди на сцену, и тогда мы посмотрим, придет на тебя сто или сто тысяч человек. И тут проходит год, и ты понимаешь: у тебя нет сцены, на которой вы можете провести музыкальный рыцарский турнир, но есть мир лайв-стримов, которые больше похожи на небольшое кино или на музыкальный видеоклип, чем на лайв. 

Проходит несколько месяцев, и ты понимаешь, что тебя больше не привлекают вот эти небольшие фильмы про выступающих артистов на сцене, — хочется видеть один план — музыкантов, играющих на инструментах. Потому что ты устаешь от мелькания, ты хочешь сконцентрироваться на неинтересной, простой картинке, которая будет подкупать тем, что ты как будто сидишь с музыкантами в одной в комнате рядом на табуретке. Для меня это более интересный опыт взаимодействия.

— Вы в индустрии более двадцати лет. Какие главные вещи вы поняли за это время?

— Грандиозный вопрос. Я тоже пытаюсь ответить на него чуть ли не каждый день… Но если просто и в двух словах, то, наверное, почивать на собственных лаврах долго не получится. Какого бы маленького или большого успеха вы ни достигли сегодня, то, что он будет с вами завтра, абсолютно не факт. И не потому что вы сделали что-то хуже, а просто потому, что все вокруг вас меняется. Если вы теряете интерес к тому, что вы лично делаете, то лучше это действительно сразу выкинуть в мусорное ведро и пойти заниматься тем, что вас интересует на данный момент. И наоборот: если все-таки что-то не получается, а вас это интересует, делайте!

— Какие советы вы бы дали молодым музыкантам? 

— Учите гаммы! Учите гаммы! Мне, конечно, нравятся все новые технологии воспроизведения музыки, я понимаю, насколько все шагнуло вперед и помогло бы мне на старте музицирования чуть ли не сорок лет назад... Но гаммы я недоучил. (Смеется.)

— В этой связи не могу не задать вопрос: как вы объясняете успех тех людей, которые не учат гаммы, особо не учатся петь, но в то же время находятся на первых строчках чартов? 

— Совершенно нормальная, я думаю, ситуация. Есть просто целеустремленность, есть внутренний какой-то талант, и, поверьте мне, значит, они тоже чему-то научились, но недоговаривают, это просто их секретики.

— В 2013 году в интервью «Афише» вы говорили: «Я не готов себя пока считать динозавром рока. Жизнь только начинается. Возможности есть. Голова еще вроде варит». Все по-прежнему?

— Ну да, видите, мы уже подняли вопрос рока. И в сегодняшней рок-музыке ты не ощущаешь себя динозавром, потому что... Ну, такое впечатление… Я думаю, это каждого поколения касается… «Эх, в наше время рок, такой рок… Да я еще ваш рэп… Двадцать лет назад песни придумывал, послушайте лучше». 

Это, конечно, агрессивная ностальгия, она довольно забавная. Но до тех пор, пока ты чувствуешь возможность и желание еще о чем-то и как-то высказаться, ничего не заканчивается, все только начинается.

Заявки на участие в PSV Bootcamp принимаются до субботы, 20 февраля. Податься!