Как работают сонграйтеры, пишущие поп-музыку

Сонграйтинг — одна из ключевых профессий в музыкальной индустрии. Все чаще артисты работают над песнями с командой профессионалов, помогающих в написании текстов, аранжировок и битов. «ИМИ.Журнал» поговорил с участниками творческого кемпа Warner Music Week и узнал, чем сонграйтер отличается от гострайтера, существует ли рецепт хита и тяжело ли расставаться с собственным творчеством. 

Гарегин Тамразян

сонграйтер, автор песен для Элджея и Artik

Татьяна Шаманина

сонграйтер, вокалистка группы Guru Groove Foundation и проекта Shanyana

Сабрина Багирова

автор песен, исполнитель, преподаватель сонграйтинга

Егор Сесарев

артист, куратор курса по сонграйтингу в Musical Wave School и автор песен для Димы Билана и Тимура Родригеза

Как проходит работа над песней?

Гарегин Тамразян: В основном я занимаюсь продакшеном и отвечаю за инструментал: сначала делаю бит, а потом уже мой коллега — сонграйтер и артист — пишет текст песни, придумывает панчи и хук. Так у нас формируется скелет будущей песни. Одним из наших первых треков на продажу была песня для Юлии Паршуты (актриса и певица, участница «Фабрики звезд». — Прим. «ИМИ.Журнала»). Вообще, сонграйтер — это человек-оркестр, который может сам набросать гармонию, написать бит или топлайн (вокальная партия, записанная на готовый бит. — Прим. «ИМИ.Журнала»). Мелодия вокала — самая сложная часть хита, потому что современные биты более-менее похожи между собой.   

Татьяна Шаманина: Я не системный человек, понимание процесса пришло ко мне совсем недавно. Мой главный триггер — эмоция. Неважно, топлайн это или текст. Весь материал я пропускаю через себя и пишу либо биографично, либо прошу артиста дать мне побольше деталей о лирическом герое, о ситуации. Так получается глубже и интереснее. 

Егор Сесарев: Я пишу для других артистов уже какое-то время. Раньше делал музыку только для себя, но около пяти лет работаю как на заказ, так и просто помогаю друзьям. Взаимоотношения с исполнителями очень индивидуальные: много разного материала и стилистических различий. Я стараюсь работать только с близкими мне музыкантами, но так происходит не всегда. Довольно логично, что человек может вмешиваться в творческий процесс, если он платит за заказ деньги. Да и жить с этими песнями потом музыкантам, а не мне. Я скорее становлюсь посредником и профессионалом с определенным набором навыков. Видение другого человека может улучшить картинку, поэтому не стоит ему сопротивляться.

На какой формат сейчас самый большой спрос? 

Гарегин Тамразян: Сейчас все больше артистов пишет песни под формат TikTok. Там вирусятся песни с простыми словами, чтобы можно было проиллюстрировать их движениями. Мне не нравится, что многие специально стали писать такие треки: в них нет смысла и души. Они все неискренние. Бывает, что артист форсит в TikTok песню и она становится хитом: например, как было с «Camry 3.5». Это интересный проект, но «Грэмми» за него не дадут.

Если говорить о топ-чартах, то на первых позициях всегда остается попса. Само слово сегодня никаких негативных коннотаций не вызывает, хотя буквально несколько лет назад в рэп-тусовке все говорили: «Нет, мы андерграунд». А потом понимаешь, что это люди, которые просто не зарабатывают деньги. Популярными ведь могут быть и нишевые проекты. Поп — это вообще не жанр, а самая известная в данный момент музыка. 

Сабрина: Не могу сказать, что я сильно мониторю рынок и хорошо разбираюсь в нем. Я скорее люблю анализировать песни, которые стали абсолютными хитами и способны выжить в любой эпохе, при любом политическом строе или экономической ситуации. 

Егор Сесарев: Раньше куда популярнее был радиоформат, а теперь главная площадка — TikTok. Это вообще отдельная планета: там дело даже не в общей длительности песни, она может идти и десять минут, важно выбрать тот самый 15-секундный отрывок с панчами и хуками, чтобы максимально зацепить аудиторию. Раньше песни записывали в среднем на три или три с половиной минуты, а сейчас появляется много треков и на полторы-две. В принципе, этого хватает, чтобы уместить в песню небольшую историю, два куплета и припев.

Как найти баланс между популярными форматами и авторским почерком?

Гарегин Тамразян: Очень сложно найти свой уникальный почерк, потому что есть определенные жанры, внутри которых треки звучат примерно одинаково. К тому же у многих песен схожая структура: куплет — бридж — припев. Чем проще у тебя песня, тем дольше ее будут слушать. Это не значит, что нужно ограничиваться двумя-тремя нотами или простыми рифмами. Взять хотя бы поэзию Пушкина: это простые стихи, их легко выучить. Но написаны они очень конкретно, остается ощущение, будто ты сам пережил все, что в них описывается. Сонграйтерам очень не хватает такой простоты.   

Уникальность прослеживается скорее в звучании. Если у тебя есть собственный саунд, его начинают узнавать, копировать. Много кто просит: «Сделай как у Элджея. Или сделай как у „Грибов“ или Дорна». 

Егор Сесарев: В целом я работаю с поп-музыкой, а не андерграундом, но не пытаюсь делать дико коммерческий материал. Я делаю эклектичные треки на стыке жанров: в моих песнях есть и трэп, и R&B, и соул. Можно сказать, что я создаю инди-поп. Иногда приходят заказы от более мейнстримных артистов вроде Димы Билана или мне просто предлагают большие деньги за работу. Правда, в последнем случае редко получается хороший материал. Помимо результата ведь хочется еще и кайфануть, так что от песни к песне все меняется. 

Бывает, что вы зацикливаетесь на каком-то одном стиле?

Гарегин Тамразян: Да, конечно. Чтобы этого не происходило, я делаю музыку в непривычном для себя стиле. Я люблю тек-хаус и иногда делаю ради удовольствия такую музыку, но никуда не выкладываю.   

Татьяна Шаманина: Для начала надо понять, негативно зацикленность влияет на творчество или нет. Когда артист страдает и не может написать что-то новое — нужно что-то делать. Если же музыкант, например, круто пишет джаз, комфортно себя в таком жанре чувствует и добивается успеха, то и незачем соваться в поп. С ощущением зацикленности можно справиться довольно просто: внимательно изучать музыку других исполнителей, каждый день слушать новый материал и не бояться брать паузы, если начинается ступор. Ну и самое важное — не стесняться обращаться за помощью к другим профессионалам. Многие, к сожалению, до сих пор считают это слабостью.  

Как понять, что вы написали хит? 

Гарегин Тамразян: Ко мне редко приходит такое ощущение. Например, Matrang присылал мне демку «Медузы», но я сначала не понял этот трек. А спустя месяц или два он уже играл отовсюду. Меня часто обманывают чувства, так что на студии я всегда прошу не произносить слово «хит». Главное — невозможно угадать условия, при которых слушателям понравится тот или иной трек. Биты, написанные на дорогих студиях, может никто не послушать. А вот инструментал для песни HammAli & Navai «Ноты», например, я писал в далеко не лучших условиях, и в итоге трек стал мощным хитом.

Вообще, хитами песни делают лейблы. Чем больше вложено в продвижение, тем выше вероятность попасть в чарты. При этом бывают и исключения: насколько я знаю, у Zivert трек «Life» сам разошелся. Надо в любом случае проверять музыку на разных людях, на друзьях и родных, и если девять из десяти скажут, что вышло хорошо, — это потенциальный хит.

Татьяна Шаманина: Я никогда не даю таких прогнозов. Конечно, есть свои ключи и схемы, дающие стабильно качественный материал, но хит — это слияние многих факторов, в том числе финансовых. Для продвижения треков нужны деньги. Я могу отличить сильную композицию от слабой и понять, стоит ли делать на нее ставку. В принципе, если не первый год варишься в индустрии, в любом случае начинаешь понимать сильные и слабые стороны песни, стоит ли ее доработать или нет. 

Сабрина: Я думаю, что рецепт хита — это такой мифический святой Грааль, за которым все охотятся. Мне кажется, что хит — это песня, которая была написана честно. Даже если она кажется поверхностной, она наверняка сделана с наслаждением. В ней должна быть определенная энергия, которая переходит от музыканта в сам трек.

Егор Сесарев: Безусловно, есть схема, по которой можно делать трендовую и актуальную музыку: существует определенная структура с узнаваемыми топлайнами, гармониями и текстами. Причем в России текст особенно важен: даже если он довольно банальный, нужно много хуков и панчлайнов. 

Надо понимать, что никакая формула не даст тебе всемирно популярный трек, нельзя сказать: «Все, ребята, делаем хит». Может быть, вы его напишете, а может, и нет. Есть только один фактор, который реально имеет значение: работа в команде. От профессионализма участников зависит финальный результат. К тому же при работе в коллективе решения для творческих задач приходят быстрее. В этом плане еще помогают кемпы вроде последнего от Warner Music: на таких сессиях участники перетасовываются друг с другом и пробуют разные комбинации взаимодействия. 

Какие качества важны в работе сонграйтера? 

Гарегин Тамразян: В первую очередь, сонграйтер должен быть начитанным, плюс у него должен быть большой жизненный опыт. Если ты пишешь про любовь, нужно ее чувствовать, самому в этот момент быть влюбленным. Чем искреннее ты пишешь, тем больше будет отклик от слушателей. А есть фантазеры: люди, пишущие о непрожитой жизни. Но иногда такой подход тоже работает. Хороший сонграйтер должен, как актер, брать на себя роль другого человека, когда пишет трек. 

Бывает иногда, что ты пишешь для артиста трек под ключ: музыку, слова, все от и до. А он потом выкладывает его в соцсети и пишет: «Вот я написал песню, я прожил весь этот опыт». Камон, нет. Вообще, сонграйтинг — это теневая профессия. Даже не знаю: то ли так шоу-бизнес устроен, то ли самим музыкантам так удобнее. Насколько я понимаю, работа с сонграйтером влияет на имидж артиста. То есть, если я сейчас назову пару имен, вряд ли они скажут: «Спасибо, что назвал».  

Татьяна Шаманина: Успешный сонграйтер должен примерять на себя образ и внутреннее состояние артиста, чтобы понимать, какую эмоцию выразить в песне. Еще важно образование: к сожалению, в России пока мало где учат сонграйтингу и музыкальному менеджменту. Тем не менее со знаниями о музыкальной индустрии потом будет гораздо проще и интереснее работать, не придется переизобретать велосипед. К тому же без новых навыков рано или поздно упираешься в потолок собственных возможностей. Мой педагог говорила, что музыкант должен быть универсальным и отвечать на любой запрос вне зависимости от жанра, стиля или подачи. 

Важно все делать в удовольствие, чтобы потом не винить себя за прожитую впустую жизнь. Когда началась пандемия, я в какой-то момент подумала: «К черту музыкальную индустрию, я ухожу». Я перестала писать новый материал и просто ждала непонятно чего. Но нутро не обманешь, и я снова начала заниматься музыкой. 

Сабрина: У хорошего сонграйтера должен быть контакт со своим телом, ему нужно понимать свои внутренние механизмы. Я преподаю написание песен, в частности создание вокальных текстов: в этой области очень важно вдохновение, особенно когда работаешь с некоммерческой музыкой. Я работаю в стиле инди-поп, который вводит слушателя в состояние потока. На кемпе Warner Music у меня было много открытий в плане работы с некоммерческой музыкой. Я получила очень интересный опыт: нужно было четко понимать, для кого ты пишешь, и быть немного психологом.

Егор Сесарев: Безусловно, талант никто не отменял: у каждого есть предрасположенность к чему-то конкретному, и не все могут стать музыкантами, а тем более сонграйтерами. Как и любому творческому человеку, важно духовно развиваться, читать книги и смотреть фильмы, набирать контекст, чтобы потом можно было писать интересные тексты. Для профессионального роста полезно слушать и анализировать много музыки и следить за трендами в индустрии. 

Что делать, если не устраивает исполнение вашей песни? 

Гарегин Тамразян: Да ничего с этим уже не поделаешь, к тому же фикспрайс ты уже свой получил. Бывали, правда, случаи, когда я перевыкупал музыку и делал из нее известные песни. Так было с треком «Золото»: Дима Карташов (рэп-исполнитель Kartashow. — Прим. «ИМИ.Журнала») скинул мне демо и сказал, что хочет записать песню на один из моих битов. Оказалось, что этот бит уже был продан, но покупатель с ним ничего не сделал. Соответственно, мы его просто забрали за приблизительно ту же цену. И все — родилась песня. То же самое произошло с «Девочкой и войной»: сначала бит хотели купить другие ребята, но долго не могли оплатить, потом не записывали на него трек. В итоге мы взяли его обратно и отдали HammAli & Navai, которые сделали из него хит. Так что не стоит забывать, что в любом деле есть место удаче и непредвиденным жизненным обстоятельствам.

Егор Сесарев: Бывает, что артисту не хватает вокальных данных для исполнения партии. Может быть, она не подходит ему или просто слишком сложная. Почти всегда можно найти выход: добавить бэки или поиграться с обработкой, добавить автотюн или иначе компьютеризировать голос. Я стараюсь работать с музыкантами, чье исполнение меня устраивает, чтобы таких вопросов не возникало. 

Как устроена работа сонграйтера с финансовой точки зрения? 

Гарегин Тамразян: Бывают исполнители, которые подписывают на роялти, но в целом сонграйтеру удобнее работать по фиксу: во-первых, написание песен — дело не дешевое. Во-вторых, не все песни взлетают, и роялти с них получать невыгодно: можно несколько лет отбивать деньги, которые по фиксу платят сразу же.  

Обычно цена за мой трек — одна-две тысячи долларов. В основном беру дорого, потому что у меня разрывают биты: достаточно много песен с моей музыкой попадало в чарты, я понимаю, как записать потенциальный хит, чувствую русский дух. При этом работать стало тяжелее: появилось много талантливых ребят, рынок сонграйтеров растет, повышается конкуренция. Надеюсь, за счет этого российский шоу-бизнес будет эволюционировать, а не стоять на месте и воспроизводить треки под копирку. Я прекрасно понимаю недовольство слушателей, которые заходят в топ-чарты и слышат там одно и то же. 

Бывает, что сонграйтеры и саунд-продюсеры делают работу бесплатно, за респект: я так на бесплатный бит записал песню для Miyagi & Эндшпиль, когда они еще не были такими популярными. Тогда во «ВКонтакте» популярен был формат free-бит.

Татьяна Шаманина: У меня есть менеджер, занимающийся всеми финансовыми договоренностями. Если работа с роялти, то цены, соответственно, ниже. У сонграйтеров денежные вопросы чуть сложнее решаются, чем у артистов: нам в целом платят меньше. Надеюсь, что скоро авторское право в России позволит авторам песен спокойно жить только за счет своего творчества. 

Егор Сесарев: Я чаще всего работаю с фиксом: система с роялти у нас не очень развита, а оформление смежных прав так и вообще редкость.  

Как молодому сонграйтеру попасть в индустрию?

Гарегин Тамразян: В любом случае нужен удачный кейс. Необходимо доказать, что твой звук хорош и нужен другим артистам. Если ты начинающий сонграйтер — найди команду. Найди битмейкера, саунд-продюсера, у которых есть выход на артиста. Так есть шанс, что тебя услышат. Я, например, начинал с битов, а потом понял, что можно заниматься еще текстами и продавать готовые песни. За готовый трек еще и платят больше, чем за бит или отдельную мелодию. Так что сейчас больший акцент делаю на создании песен под ключ. Бывает и случайная удача: я знаю, например, что Дима Лорен скинул свою песню Artik на почту. Просто на почту скинул «Грустный дэнс». А ведь Artik не заходит в почту, он об этом даже рассказывал в интервью. И тут просто звезды сошлись. А к кому приходит удача? Только к людям с чистой совестью. 

Татьяна Шаманина: Не надо бояться транслировать свои мысли и пробовать что-то новое. Еще важно развивать собственную наслушанность, постоянно знакомиться с новыми исполнителями и группами: если у тебя узкий музыкальный вкус, то и треки будут получаться довольно однообразными.  

Еще очень важен нетворкинг: я начинала с выступлений вместе с группой в Нижневартовске, а потом попала в коммерческий проект в Москве, по сути, в одну команду со «Сливками» и «Иванушками». Мне не нравилось быть участницей герл-группы, и я быстро ушла оттуда, чтобы воплощать собственные творческие амбиции. Примерно в тот же период я пришла в музыкальную тусовку, где мне предложили развиваться как вокальному продюсеру, аранжировщику и бэк-вокалистке. И там я уже проработала лет пять, параллельно создавая собственный проект Guru Groove. 

Взаимодействуют ли сонграйтеры между собой? 

Гарегин Тамразян: Есть комьюнити в интернете: все друг о друге знают, но почему-то сонграйтеры не любят открываться, им нравится работать в одиночку. Проходит мало совместных инициатив, на которых сонграйтеры вместе писали бы треки для артиста. Совсем недавно появились проекты вроде кемпа Warner Music или Black Star, помню, пару лет назад меня также приглашали спикером на Songwriting Week. Хорошо, что есть такие события, но мне всегда было интересно, почему на премиях «Муз-ТВ» или RU.TV нет номинаций «Сонграйтер года» или «Лучший продакшен года». На «Грэмми», например, есть такие категории. Люди старшего поколения часто не обращают внимания на детали. Пусть поют красивые песни, и все. Никому не интересно, что «Рюмку водки» купили за триста долларов у певца из Кургана (Григорий Лепс купил «Рюмку водки» у артиста Жеки в 1999 году. — Прим. «ИМИ.Журнала»). 

Сонграйтерам важно обмениваться опытом и ценить сильные стороны друг друга. Рома Бестселлер, например, виртуозно на гитаре играет и чувствует, где ее звучание уместно. Другой саунд-дизайнер может использовать необычные эффекты или инструменты, и ты учишься, получаешь опыт от такого взаимодействия.  

Татьяна Шаманина: У нас нет комьюнити, как раз на последнем кемпе Warner Music мы обсуждали эту тему. Там появлялись первые зачатки сообщества и атмосферы, в которой не страшно делиться, интересно сотрудничать и быть частью единого организма. У нас нет специализированных радиостанций для инди-музыкантов или телепередач для творческих людей. Конечно, можно сказать, что у нас есть условная «Жара», но это и фестивалем назвать трудно, потому что на подобных событиях должна быть музыка на любой вкус и тебе не должны навязывать конкретных исполнителей. К сожалению, в России не дают выбора — это исторически сложившаяся особенность. К счастью, есть хотя бы интернет, где мы можем найти себе артистов по вкусу.  

В чем отличие сонграйтинга от гострайтинга? 

Гарегин Тамразян: Сонграйтер от гострайтера отличается только тем, что сонграйтер пишет и музыку, и слова, и топлайн, и тексты, а гострайтер в основном работает только по текстам. Например, я написал для Элджея бит на «Минимал»: этот трек долго занимал первые места в чартах, люди приходили и просили сделать что-то похожее по звучанию. Но топлайн Леша (настоящее имя Элджея. — Прим. «ИМИ.Журнала») придумал сам, поэтому за припевами ко мне обращаться не стоит. Надо понимать тонкости: саунд-продюсер отвечает за музыку, за аранжировку и за сведение, а сонграйтер — за топлайны, мелодию куплетов, припевов. Гострайтеры же обычно пишут хуки или панчи — это начитанные люди, которые знают много метафор и рифм. Многим артистам тяжело написать складный текст, и это нормально. 

Конечно, хочется, чтобы сами артисты больше внимания уделяли работе сонграйтера, отмечали людей, работавших над их песнями, а не говорили, что все сделали сами. Трек же от этого хуже не станет. Условно, когда Филипп Киркоров исполняет песню, людям же вообще по барабану, кто написал ему слова, кто сводил, кто писал музыку, — все видят только артиста.

Надеюсь, что у музыкантов тоже наконец-то перестанут спрашивать: «Ты что, купил песню? У тебя совсем нет таланта?» Талант как раз в том, что у исполнителя есть свой уникальный голос и он может великолепно спеть трек. Люди же не знают, что 80% всей музыки в российском шоу-бизнесе сделано не артистами. Взять, например, «Дикую» Артема Качера: заиграл мой бит, и он сразу придумал припев, за доли секунды. Мы потом долго сидели, думали над другими вариантами текста, но лучше так ничего и не написали.

Татьяна Шаманина: Я считаю, что гострайтинг — убийственная практика. Я бы никогда в жизни не подписалась на такое. Хотя все зависит от амбиций человека. Просто я за свою карьеру видела много авторов, с которыми работают несправедливо, эксплуатируя их труд.